Александр Чуксин - Однополчане

— Повторите. Перед прыжком вы должны делать толчок.

— Товарищ гвардии капитан, разрешите в следующий раз. Все равно не перепрыгну.

— Что вы, товарищ Павлюченко. Как можно не верить в свои силы, — мягко проговорил Пылаев. — Ну, смелее!

Павлюченко снова рванулся вперед, но, не добежав до трамплина, остановился.

— Устал, разрешите завтра? — невнятно проговорил он и попятился назад.

— Что же, тогда отойдите в сторону, смотрите, как прыгают ваши товарищи.

Пылаев видел, что Павлюченко просто боится. Надо помочь ему преодолеть этот страх.

— Вы на велосипеде катаетесь? — спросил командир эскадрильи, подойдя к солдату.

— Так точно.

— Когда едете, куда смотрите?

— Вперед, товарищ гвардии капитан.

— Вот видите, и здесь надо смотреть только вперед, а вы под ноги смотрели.

— Неужели? — удивился Павлюченко.

— Давайте еще раз попробуем. Я прыгну первым, а вы за мной.

Солдат заметно оживился и приготовился к прыжку. Когда он добежал до рва, ему снова захотелось остановиться. Но в это время Пылаев крикнул: «Павлюченко, нажми!» — и он прыгнул.

— Вот это прыжок, — похвалил Пылаев. — А вы говорили — «не могу». Из вас выйдет хороший солдат.

Вот уже несколько дней Цимбал выполнял наземные стрельбы на «хорошо» и «отлично», и сегодня ему разрешили подняться в воздух. Наконец-то!

От результатов сегодняшнего полета зависело, летать ему или приобретать другую специальность. И, естественно, он не находил себе места. Побродив по аэродрому, Цимбал вышел за городок в поле. Почему-то вспомнились родители. Где они сейчас? Пусть бы они посмотрели теперь на него! Сегодня он впервые поднимется в небо на реактивном самолете.

Цимбал бросил беглый взгляд на дорогу и вздрогнул. Что это? Неужели цыгане? По дороге медленно тянулись подводы.

Сердце у него учащенно забилось, и он повернул к аэродрому.

— Товарищ Цимбал! — окликнул его инженер эскадрильи. — Где ты ходишь? Тебя вон там родители дожидаются. Командир отпустил тебя до вечера. Стрелять будешь завтра.

Мать встретила сына радостно, со слезами. Отец сдержанно пожал ему руку и иронически заметил:

— Что-то не вижу твоих офицерских погон.

На развернутом цветастом платке появились колбаса, окорок, хлеб и три стопки. Отец вынул из кармана бутылку и налил водки.

— Пей, — сказал он сыну, — за нашу встречу!

Опрокинув стопку и закусив, отец продолжал:

— Это мать упросила меня заехать к тебе. Она была в Крымской, узнала от учителя твой адрес… Похудел, знать, достается, — с усмешкой закончил отец.

— Работы много. Если буду стараться, обещают послать учиться.

— Не верь им. Идем с нами. Мы вольные. Женишься. У Игната дочка растет, красавица, мастерица на все руки. Работать не будешь.

— Нет, отец, в табор я не вернусь. Да пора и тебе с матерью о будущем подумать. Дальше так жить нельзя.

Отец нахмурил брови.

— И правда, сынок, — поспешно заговорила мать, — приезжай. В таборе тебя ждут, — ее морщинистое высохшее лицо задрожало. — Мужчин мало. Приезжай.

Отец выпил еще стопку, подвинулся ближе к сыну и зашептал:

— Бросай службу, паспорт хороший достанем, поищут и забудут, а мы, перелетные, махнем в Сибирь, хочешь — в Молдавию.

— Не уговаривай. Я честно жить хочу. В армии мне добра желают. Подполковник в вечернюю школу послал. На подлость не пойду. Я Родине присягал.

Отец резко развернул узелок, оттуда, шелестя, посыпались пачками деньги.

— Здесь тысячи, придешь — все твое будет.

— Нет, отец, мою совесть за деньги не купишь. Лучше мать приодень, скоро зима. Сам-то вон как нарядился, женихом.

— Не цыган ты! Будь прокляты твои учителя. Они украли у меня сына! — закричал в ярости старый Цимбал и, не попрощавшись с сыном, пошел к дороге. Мать поспешно собрала узелки и на прощанье припала к сыну:

— Будь счастлив. Не осуждай отца, стар он и многого не понимает…

— Останусь на сверхсрочную, возьму тебя, — ласково проговорил Куприян и сунул матери в руки деньги. — От меня. Купи себе полушалок.

Мать еще раз поцеловала сына и побежала догонять старика. Куприян долго еще стоял и смотрел им вслед.

Из-за гор показался краешек солнца, будто кусок раскаленного металла, и долина ожила. На виноградных кустах заблестела роса. Проснулись птицы, в кустах возле реки закричали фазаны. Где-то, ломая камыши, прошли на водопой дикие кабаны.

На взлетной полосе, разрезая крыльями утренний воздух, взлетел с аэродрома реактивный бомбардировщик. В несколько секунд он набрал высоту и скрылся за горами.

Самолет летел над верхней кромкой облаков. Внизу, словно сотканное из ваты, лежало облако, оно прикрывало землю. Колосков прислушался к работе двигателей. Ритмичный гул турбин радовал его. После бомбометания по цели Колосков встретится в квадрате семь с буксировщиком планера-мишени и проведет пробные стрельбы. Гвардии майор решил сегодня раньше всех выполнить свое задание, чтобы потом до конца полетов быть на земле.

Бомбардировщик, набирая высоту, стал пробивать облачность. Стрелка показала десять тысяч метров, и самолет принял горизонтальное положение.

— Довернуть вправо на десять градусов. Так держать, — слышится команда штурмана.

Самолет держит курс на полигон. Вот и цель. Сбросив бомбы, Колосков с креном уходит от полигона и смотрит на часы. В его распоряжении двадцать минут до встречи с буксировщиком. И вдруг из эфира слышится голос командира части:

— Сокол-3, я Арфа-1. С курсом 160 градусов, на высоте одиннадцать тысяч метров неизвестный самолет, немедленно обнаружить.

«Пока наши истребители, дежурящие на аэродроме, поднимутся и наберут высоту, нарушитель улетит», — думает Яков, а сам всматривается в бесконечную синеву. Он знает, что без самолетного локатора вряд ли ему удастся обнаружить самолет. И все же…

Внезапно внизу блеснул позолотой неизвестный самолет.

— Самолет иностранной марки, реактивный бомбардировщик, — доложил Снегов. — Курс 190 градусов.

Большое дело вовремя уметь определить зрительно тип самолета противника, тогда легче и догнать его. Колосков сразу представил себе этот самолет. Возможная скорость до 800 километров в час. Практический потолок — двенадцать тысяч двести метров. Вооружен пулеметами. Надо использовать высоту и внезапно зайти сзади и сверху. Прячась за обрывками облачности, Яков приблизился к неизвестному самолету. Их разделяла высота примерно в шестьсот метров.

Неизвестный самолет вдруг рванулся вперед, словно собака, спущенная с цепи, сзади блеснул огонь.

— Отстреливается, гад! — крикнул штурман.

На землю понеслись тревожные позывные:

— Арфа-1, я — Сокол-3. В квадрате семь неизвестный самолет открыл огонь. Я Сокол-3, прием.