Костас Кодзяс - Закопчённое небо

— Так сказать, небольшой изъян, но зато… А ну, включи-ка радио, послушаем последние известия, — прибавил он.

Увидев, что муж взял на руки ребенка, Клио истерически закричала:

— Ты его застудишь, а мне потом мучиться! Раз ты, такой счастливчик, не пошел в солдаты, смотри лучше за своей лавкой!

Ну попробуй поговори с этой женщиной!

Покупатель ушел, унося в сетке кусок мяса, а Хараламбос по-прежнему стоял перед тушами. Ему не надо было ни о чем напоминать зятю, тот с сердитой физиономией уже рылся в ящике. Чуть ли не целый час перебирал он в руке монеты. Старик прислушивался к их звону.

Толстяк Яннис готов был проклясть своего тестя. Чуть ли не каждый день повторялась та же самая история, и терпение у него давно уже лопнуло. Ну и тесть ему попался! Наконец он нашел пятидрахмовую монету и сердито сунул Хараламбосу в карман.

— Как поживает Клио? — спросил старик, ощупывая пальцами монету. «Пятерка! Вот негодяй! Чем дальше, тем больше скаредничает. Я не нищий», — подумал он. — Хорошо она себя чувствует, сынок?

— Прекрасно, а теперь убирайся отсюда! — пробурчал мясник, легонько подталкивая его в спину.

— Ухожу, ухожу, — сказал старик.

Хараламбос шел по улице сгорбившись, мелкими, неверными шажками. Во рту он чувствовал горький привкус, его все время мутило.

Вот он опять в центре города; его ждут образцы тканей, новые цены, изнурительная беготня. Мимо него проходили сотни людей, и все они были равнодушные, чужие, погруженные в свои мысли и переживания.

Он зашел в какой-то магазин, как вдруг у него начались страшные боли. Ухватившись руками за живот, он упал на скамью.

Владелец магазина, представительный седовласый мужчина с траурной лентой на рукаве, с любопытством посмотрел на него.

— Вы страшно побледнели. Не пойти ли вам домой и лечь в постель? — сказал он.

— Я жду одного знакомого. Мы договорились пристроить вместе партию тканей.

Хозяин, поджав губы, с сожалением покачал головой.

— Конъюнктура плохая. Уже два месяца как не было заключено ни одной стоящей сделки. Видите ли, во всем неопределенность. Последнюю сделку, насколько я помню, заключили еще до того, как погиб на фронте мой сын. — Лицо его болезненно передернулось. — Что скажешь? Кризис, кризис, — прибавил он.

У Хараламбоса так сильно кружилась голова, что он плохо понимал, о чем ему говорят. Он видел, как хозяин опять сокрушенно покачал головой, но о чем же шла речь: о его сыне или о кризисе? «Почему лицо у него сразу помрачнело?» — недоумевал он.

— Ужасный кризис, — пробормотал Хараламбос, вытирая рукавом вспотевший лоб.

Илиас увидел во тьме далекие вспышки. Он придержал первого мула за повод.

— Уже близко, — сказал он другому солдату, высокому парню.

— Осторожно. Скотина злая, — предостерег его тот. Мулы были нагружены мешками с продовольствием и шли к передовой. Случалось, что груз перевешивал на одну сторону и животное летело в пропасть.

На Илиасе под солдатской курткой был надет шерстяной свитер, связанный матерью. Воспоминания о прошлом казались ему сном. Впереди, на некотором расстоянии от них, разорвался снаряд.

— Приятель! — подойдя к Илиасу, испуганно окликнул его высокий солдат.

— А-а?

— Чудной ты.

— Почему?

— Бьешь скотину прямо по морде. Ослепнет она.

Илиас молчал.

Тяжело нагруженные мулы медленно продвигались по тропе, протоптанной в снегу. Как только доносился свист снаряда, оба солдата падали ничком на землю. Илиас попросил у товарища сигарету.

— Последняя? — спросил он.

— Бери, приятель. Попроси у меня хоть глаз, и тот отдам тебе, — засмеялся солдат.

— Клянусь, и я такой же здесь, в горах, — сказал Илиас.

— Мы все здесь родные.

— А там, внизу?

— Где?

— В мирной жизни, как говорится. Отдал бы ты мне свой глаз? — Илиас обнял товарища за плечи. — Пойми меня только правильно.

— Здесь нельзя понять неправильно, приятель. Вот ты, к примеру, упрямый, и я за тебя боюсь. А если пуля в тебя угодит? Что со мной будет? Здесь все мы родные. Еще один снаряд разорвался на дне пропасти.

— А мулы?

— Что?

— И мулы родные?

Некоторое время они шагали молча.

— Приятель, у тебя есть мать? — спросил вдруг высокий солдат.

— Есть.

— Любишь ты свою старуху?

— В данный момент я люблю тебя.

— Чудной ты, право… — Солдатские ботинки тонули в снегу. — Из какой части тебя прислали?

— Из резервов.

Уже рассвело. Мулы шли друг за дружкой. Внезапно один из них, увлекаемый своей ношей, покатился в пропасть. Солдаты смотрели сверху, как животное дрыгало внизу ногами. Слышен был его душераздирающий рев, которому весело вторило горное эхо.

— Пошли.

— Подожди, — сказал Илиас.

— Ладно, приятель. Понятно.

— Клянусь, не могу я так его бросить! Слышишь?

— Осторожно, не свались сам. — Вокруг разрывались снаряды. — Целься ему прямо в голову.

Илиас спустился в пропасть. Подошел к мулу, который одним глазом уставился на него. Тут же, не мешкая, Илиас выстрелил ему в морду.

— Больно ты чувствительный, приятель, — крикнул ему сверху солдат, приставив руки ко рту, но ответа он не услышал…

Лежащие на носилках раненые тяжело стонали. Возле полевого госпиталя сновали люди. Высокий солдат волок на спине своего раненого товарища.

— Подставь руку… Так, хорошо, — сказал он санитару.

— Погоди, закроем его получше.

По тропке, ведущей в лес, шагала рота. Уставшие солдаты пели патриотическую песню. Где-то впереди среди деревьев пряталась батарея.

— Как его фамилия?

— Не знаю.

— Пошарь в карманах… Вот и открытка. Что там написано?

— Солдату Илиасу Саккасу. Полевая почта.

— Ну давай, отправляйся теперь в свою часть.

— Есть, господин сержант. Одну минутку. Не всегда можно так сразу… Есть, как говорится, и всякие чувства. — И солдат постоял немного, глядя на курчавую голову своего товарища.

— Ну, всего, приятель… — прошептал он и пошел не торопясь по тропинке.

В полдень Хараламбос доплелся до кофейни, где должен был встретиться с провинциальным торговцем. Два месяца обрабатывал он его, чтобы тот раскошелился и они купили сообща по сходной цене партию тканей. Хараламбос исподволь, не спеша готовил эту сделку. Верная прибыль чистоганом больше тридцати процентов.

Но торговец был хитрый и жадный. Он изводил Хараламбоса бесконечными вопросами «как» и «зачем», изворачивался, словно угорь, прежде чем решился наконец вступить с ним в компанию. Но насчет этой партии тканей, о которой недавно разнюхал Хараламбос, у него не было никаких возражений.

Торговец явился свежевыбритый. Усевшись за столик, он занял сразу три стула и стал перебирать свои четки.