Антон Блажко - Единственный чеченец и другие рассказы

— Времени не оставалось, кончился бы ее чиченок, да и сама могла. Ответственности я не боюсь, это вам страшно без работы остаться. Скажите, пусть готовят катафалк, едем в больницу, не ночевать же здесь! Вытерпела такое — и остальное перенесет. Им обоим теперь уход нужен, стационар, обратно в коровник можно только на смерть отослать.

Клиентку с новорожденным и очумелой теткой деликатно загрузили в транспорт, раненый влез на броню. Его трясло, рука картинно покоилась на перевязи, хотя сведущий в процедурных тонкостях медбрат сразу определил:

— Дорогой, у тебя от этой царапины через неделю шрама не останется, продезинфицируют и даже шить не станут. Так что двадцать один день больнички или как там, стойкая утраты трудоспособности более чем на треть, боюсь, тебе не светит. Может, повезет в другой раз!

Вечером участники предприятия коллективно снимали стресс, водила насчитал в УАЗике девять свежих пробоин, одну смятую пулю выковырял из сидения под собственным задом. Обмыв ее как награду в «шиле», до дна с вытаскиванием зубами на ладонь, решил просверлить и довесить к нательному крестику. Брошенный в стороне «Жигуль» обходили, как заразный, был он точно решето, с побитыми стеклами, Чайкина с женщинами обнесло чудом. Видно, Бог не хотел в тот день больше крови и смертей.

До окончания командировки ничего примечательного больше не произошло. Соскучившись, раненый бежал через три дня из санчасти, добравшись попутками на блок. Из казенных сумм выделили часть на цветы, собрали продуктов и съездили к крестнику в больницу. Туго запеленутый по местным обычаям ребенок спал с матерью, порядки строгостью не отличались. Сама она лежала худая и потемневшая, великий и могучий язык межнационального общения знала плохо и из речей присутствующих, в том числе замглавы администрации, мало что поняла. В районной газетке прописали статью о благородстве, фактически подвиге российских милиционеров, ценой смертельного риска спасших две жизни освобожденному братскому народу. Присовокупив к служебным бумагам ходатайства властей, Балинюк сдал в группировку наградные документы почти на всех, включая Чайкина и себя. Инстанции никого вроде не срезали, через полгодика можно было ждать знаков признательности от родного государства.

Невезучий старик остался единственным чеченцем, достоверно погибшим от рук отрядовцев либо на их глазах за весь срок командировки.

2001–2003 гг.

Примечания

САУ — самоходная артиллерийская установка

БТР — бронетранспортер

БМП — боевая машина пехоты

Чернокозово — следственный изолятор Минюста в Чечне, известный жесткими условиями содержания

Шахиды — террористы-смертники и в целом бойцы, принесшие клятву не щадить жизни в борьбе за исламские идеалы

"Фейсы" — сотрудники ФСБ

ГРУ — Главное разведывательное управление

ВВ — внутренние войска МВД РФ

ППСМ — патрульно-постовая служба милиции

АК — автомат Калашникова

АКСУ — автомат Калашникова складывающийся укороченный

Броник — бронежилет

УСБ — управление собственной безопасности

СОБР — специальный отряд быстрого реагирования, подразделение в составе РУБОПов до их реорганизации

ПНВ — прибор ночного видения

ВОГ — выстрел с осколочной гранатой

Подствольник — подствольный гранатомет для стрельбы ВОГами

"Муха" — одноразовый гранатомет в раздвижном тубусе

СВД — снайперская винтовка Драгунова

ПК — пулемет Калашникова

"Маслята" — патроны

АГС — автоматический гранатомет станковый

Ханкала — пункт нахождения командования объединенной группировки войск (ОГВ) и входящей в ее состав ВОГОиП, временной объединенной группировки органов и подразделений МВД РФ

ПКВТ — пулемет Калашникова-Владимирова танковый

Шуршун — защитный камуфлированный комбинезон из синтетической ткани

ВОВД, «временник» — временный отдел внутренних дел

Зимним вечером

Ничем не примечательный наш блокпост торчал на выезде из райцентра, перекрывая грозненскую трассу. Целыми днями с рассвета до темноты, желанного комендантского часа, в обе стороны грохотал бесконечный транспорт ограбленного угнетаемого населения, разоренных организаций. Заплатанные легковушки, РАФики советских лет, забывшие о ремонте, разбитые «Икарусы» и ПАЗы, шаланды, осевшие под самыми неожиданными грузами от катушек высоковольтных кабелей до кирпича, выбранного из развалин. Военная техника составляла в этом потоке довольно скромный процент. Выжженная оккупированная земля представлялась совсем иначе — трубы спаленных хат, бредущие по дорогам беженцы с детьми на руках, замотанные в платки женщины без возрасти и ветхие старики… На счастье жителей, бомбили и обстреливали село в период войны сравнительно мало, а райцентром, именовавшимся ваххабитским гнездом, войска овладели без боя к обоюдной выгоде сторон. Вечерами светилось от дворовой лампочки решето ворот напротив, различались днем крупнокалиберные выщерблины стен и какие-то руины в поле — вот и все, что свидетельствовало о пронесшемся урагане. Тетки же и девицы среди проезжавших мимо и ждавших попуток у границ поста, где ссаживали народ колымаги местного сообщения, маршрутки и коммерческие автобусы «Базар-Газучасток», случались дай Бог, в шубах, золоте и густом макияже. Убрать наши «калаши», бетонные разгородки рядовое кавказское захолустье…

У людей шла жизнь в тех условиях, к которым они за десятилетие вынужденно привыкли. Собственные колеса в разруху стали необходимостью, подчас основным кормильцем, при независимости угнанные по стране машине стоили здесь дешево, а кустарный бензин, люто портивший двигатель и окружающий воздух, обходился того меньше. Нужды гнали селян из дому много чаще, чем в забытое мирное время, ибо в годины революций, войн и смут, при самых неспособствующих кондициях граждан будто рвет с насестов некий вихрь. Официально восстанавливаемая столица с ее конторами, органами власти и парой «вузов» втягивала ежедневно тысячи людей. Там была какая-то работа, бизнес, дела, но отсутствовали жилье, быт, многие уцелевшие обитатели воротились в родную полудеревню, и даже некоторые видные лица купили или обустроили себе здесь дома. В нашей провинции почти регулярно давались газ, свет, из уличных колонок шла вода без нефтяной пленки и даже горели отдельные фонари.

Личные обстоятельства населения, честно говоря, трогали нас все же мало. Не только по черствости; мы сталкивались с людьми кратко, в ситуации приказа и подчинения, когда исстрадавшиеся пейзане неискренне улыбались, открывая в пятый раз за полчаса багажник, а осененные хоть какой-нибудь властью надменно вскидывали «корочку» в окно и упорно стремились объехать очередь. Полутюремная жизнь за колючей проволокой с редкими выездами на почту, однообразие, вечное принуждение кого-то к выполнению бессмысленных требований и начальственный тяжкий пресс вытомили до корней уже за первый месяц. В манерах утвердилось раздражение, вспыхивающее яростью от малейшей искры, боеспособность истачивало скрытое пьянство. И все же простаивая сутками на обрыдшей дороге, видя житье проезжающих и перебрасываясь словом-другим с настроенными лояльно, самые твердолобые начинали смутно что-то понимать. Зарождалось даже сочувствие — предмет, в службе лишний. На деле, впрочем, носившее отвлеченный характер, как к чужим бедствиям в теленовостях. Жаль бедолаг, но это их проблемы…