Александр Каневский - Впереди разведка шла

На пригорке туман немного рассеялся, и мы увидели большую рощу, к которой с разных сторон тянулись дороги. Нужно было обойти ее, выяснить, какова там «начинка».

Спустились с пригорка, врезались в густую стену подсолнухов. Затрещали сломанные стебли, тяжелые головки забарабанили по броне «скауткара». Здесь остановились. Я развернул карту, определил место нахождения. До нашего переднего края было километров тридцать... Только теперь почувствовал, как под плотной тканью маскировочного костюма бегают мурашки. Так далеко к немцам я еще не забирался...

Но эмоции у разведчиков не в почете — быстро приказал всем переодеться в немецкую форму. Орлову дал задание закамуфлировать БТР, поцепить белый флажок с черным пауком свастики. Была у нас в «загашнике» и подковообразная пластина на металлической цепочке с надписью «Фельджандармерия». Боялись ее немцы, как черт ладана.

Наспех перекусили тушенкой. Она показалась какой-то резиновой...

— Может, разведочку сделать, командир?— спросил Алешин.

— Только осторожно, возьми автомат...

Минут через десять Петр возвратился, таща три арбуза.

— Малость недоспели, но употреблять можно.

Мы разрезали арбузы, выжали сок в котелок и пустили по кругу. Сок был сладкий, теплый.

Но рассиживаться было некогда. Найдя удобное место для наблюдения, я направил бинокль в сторону рощи. И... не поверил своим глазам: там стояли танки, самоходные орудия, тяжелые пушки. Не о них ли шла речь в штабе бригады? Решил срочно доложить по рации, но она, как на грех, молчала... На поиски неисправности не было времени.

Выехав из подсолнухов, решили обогнуть рощу и, как говорил Алешин, «рвать когти» домой.

По пути, в лесопосадке, обнаружили «нитку» телефонного провода. Багаев осмотрелся, выпрыгнул из машины, чиркнул по проводу финкой. Потом намотал на руку метров десять, снова перерезал и бросил в кусты,

— Пускай теперь шпрехают!

Подъехали поближе к роще. Здесь действительно находилось множество различной техники: «тигры», «фер-динанды», «пантеры». Все это оказалось... металлоломом. Танки и самоходки стояли со спущенными гусеницами, сорванными башнями, покореженными стволами, отчетливо виднелись рваные дыры в броне... Возле этой «битой посуды» возились ремонтники, раздавался металлический звон, брызгали сполохи газосварки.

Сомнений не было — мы обнаружили сборный пункт поврежденных машин.

Я нанес данные на карту. «Скауткар» покатил прочь от рощи. Теперь плотная пылевая завеса стала доброй нашей союзницей: со стороны бронетранспортер выглядел бесформенным серым колобком. Прямо по курсу вилкой расходились две хорошо укатанные дороги: одна вела к Таганрогу, другая, по ложбине,— к переднему краю противника. Чтобы на нее попасть, нужно было преодолеть мелкую речушку. Мостик нашли быстро — справа и слева топорщились кусты орешника, зеленели островки камыша.

Когда до моста оставалось метров восемьсот, «скауткар» резко затормозил.

— Немцы! — выдохнул Орлов.

Я вскинул «цейс», посмотрел вперед. Этого еще не хватало: по дороге, ведущей от Таганрога, двигалась пешая колонна гитлеровцев. Куда же они топают? Не к нам ли? Нет, свернули... От хвоста колонны оторвалась легковая машина, мотоцикл,— и прямо к речке.

Решение созрело моментально: к мосту мы должны выйти первыми, выиграть время.

Орлов придавил «на всю железку», и через несколько минут бронетранспортер уже стоял, касаясь передними колесами торца моста, так, чтобы не пропустить впереди идущий «опель».

Тот выехал на дощатое покрытие, приблизился к носу «скауткара». Шофер легковушки открыл дверцу, махнул рукой — мол, сдавайте назад, олухи.

Мы затаились.

Тогда открылась вторая дверца,— из машины вышел офицер в черном плаще нараспашку, со злостью ударил каблуком по переднему колесу «опеля» и разразился такой тирадой, что не потребовалось и перевода. . Пора! Разведчики выпрыгнули из бронетранспортера. Каждый знал, что ему делать.

Багаев уже возле офицера. Тот кипит от злости так, что кресты звякают.

— Что ты грудью трясешь, монистами гремишь, как цыганка в кабаке!

Гитлеровец округлил глаза, с носа свалилось пенсне... Багаев заломил ему руки — слетела фуражка с петушиной тульей,— поволок в бронетранспортер. Я сгреб на заднем сиденье адъютанта, прихватил коричневую сумку. Немец все время бормотал: «Таше, таше...»*.

* Сумка (нем.)

— Было таше, да стало наше, — Алешин с другой стороны машины показал водителю кулак, и тот безропотно пошел за своим хозяином, поднял с настила его фуражку.

Мотоциклист хотел улизнуть, пытался развернуться, но на него коршуном налетел Аверьянов, схватил за воротник прорезиненного плаща, сдернул с сиденья и пинком погнал к «скауткару».

«Опель» с открытыми дверцами и мотоцикл мы оставили: если кто из гитлеровцев обнаружит, подумают, что хозяева пошли «проветриться».

— А теперь куда, командир? — Орлов плюхнулся в водительское кресло.

— Куда? Будем догонять колонну.

Разведчики недоуменно переглянулись, но лишних вопросов задавать не стали.

Не снижая скорости, «взяли» пологий подъем, свернули туда, где пылила немецкая пехота. Дорога петляла ложбиной, по обочинам кустился ковыль, колючий осот, перевитый повиликой, подступал к самому бордюру пыльного шляха.

— Командир, ну-ка примеряй этот кивер,— неунывающий Алешин протянул мне офицерскую фуражку.— Даже духами французскими пахнет.

«Кивер» оказался великоват. Алешин покрутил фуражку в руках, сунул внутрь кусок чистой байковой портянки.

— Алее ин орднунг!* — подмигнул офицеру с кляпом во рту. Тот, видимо, так не думал: у него нервно раздувались ноздри, желваки бегали под тонкой кожей.

* Все в порядке! (нем.)

На бешеной скорости настигли хвост колонны. Гитлеровцев оказалось до батальона. Солдаты еле волочили ноги под тяжестью минометных плит, стволов, пулеметов, ящиков с боеприпасами. Кое-кто опускался на обочину, не обращая внимания на окрики унтеров.

— Устали самоварники,— возбужденно шепнул Алешин.— Тут бы им и отдых устроить...

Мне пришлось охладить пыл Петра. Он насупился, словно ребенок, у которого отобрали любимую игрушку.

Сигналя, стали обочиной объезжать бредущих вояк. Те нехотя уступали дорогу, ругались.

Отчего-то подозрительно зашевелился «наш» офицер, навострили «уши топориком» остальные пленные.

Ситников вытащил ребристую «феньку», наклонился к уху офицера, сказал громко, чтоб остальные слышали:

— Швайге, ви ейн маус!*

* Молчи, как мышь! (нем.)

Кажется, проскочили... Все облегченно вздохнули. Теперь только бы благополучно разминуться с теми тремя офицерами, которые стояли чуть в стороне от дороги. Как назло, один гитлеровец бросился к бронетранспортеру, поднял стэк, приказывая остановиться. Объясняться с ним у меня не было никакого желания.