Степан Злобин - Пропавшие без вести

«Неужто я выгляжу хуже других?» — удивился Иван, послушно входя в барак.

Шагая, шлепая, хлюпая по грязи, колонна двинулась получать завтрак.

В барак вошел полицейский.

— Балашов! — крикнул он из дверей. — Иди-ка сюда!

Его повели в помещение полиции, в другой блок.

«Вот тебе на! Что же я такое сказал или сделал?» — удивился Иван.

В просторном бараке свободные от постов полицейские валялись на койках, играли в карты и домино у столов. Провожатый провел Ивана в отгороженный переборкой закуток. Здесь также стояли койка, стол, несколько стульев. На стенах было множество непристойных открыток и вырезок из немецких журналов с изображениями голых женщин — предметы коллекций в фашистской армии.

Два полицая внесли тяжелый бачок с едой, поставили на пол.

— Садись, гостем будешь, — указал за стол развалившийся на койке Бронислав. — Налей-ка ему, да погуще, — распорядился он.

Полицейский налил огромную миску — подобие той, из которой в глухих деревнях едят целые семьи.

— А мяса? Жалеешь?! — рыкнул Бронислав.

Полицай пошарил по дну и вывалил в миску два больших куска мяса. Невольно с голодной жадностью Иван посмотрел на еду.

— Ложка есть? — спросил комендант. — Ну, ешь! Да ешь, ешь, не стесняйся! У нас хватит! — подбодрил он ласковым тоном заботливой матери. — Дать хлеба! — скомандовал он полицейскому.

Тот выложил перед Иваном буханку.

«Что же это такое? С чего доброта одолела вдруг Бронислава? — подумал Иван. — Покупает? Так в чем меня покупать?» — продолжал он думать. Но жадность, какая бывала прежде только во сне, когда виделись богатырские пиршества, жадность изголодавшегося человека нарастала с каждым мгновением.

— Ешь, ешь! Мало будет — еще нальют, — с усмешкой превосходства сказал Бронислав и пододвинул миску ближе к Ивану.

— Куда уж… — растерянно и еще колеблясь, пробормотал Балашов, но рука уже тянулась к ложке, засунутой за обмотку.

Чищеный картофель, фасоль и мясо, мясо! И хлеб… Иван начал есть и сразу согрелся, обмяк, весь погрузившись в еду. Он ел, ел, ел, ел… Со лба лился пот. По телу выступила испарина.

— Шинель скинь. Так много не съешь, — подсказал Бронислав. — Да ты на мясо, на мясо сперва навались, а то суп поешь, а на мясо и места не хватит! Ты его не жалей. Чего не съешь, то с собой в котелке унесешь!

Тепло наполнило все существо Ивана, желудок блаженно отяжелел. Иван облизнул ложку.

— Сыт? — сочувственно спросил Бронислав. На его физиономии разжиревшей крысы изобразилась благодушная доброта.

— Сыт! — тяжко выдохнул Иван, зная, что говорит со сволочью, с комендантом полиции, понимая, что тот теперь спросит за угощение дорогую расплату. Но, весь наполненный ощущением животной, физической сытости в первый раз за тринадцать месяцев, он не мог сейчас ломать голову над догадкой о том, что может потребовать Бронислав.

— Если больше сейчас не хочешь, остатки сложи в котелок. Хлеб с собой забери, — самодовольно разрешил комендант. Он протянул в заключение сигаретку. — Кури. А вы марш отсюда к чертям! — скомандовал он двум полицейским. — Забирайте бачок — и вон!

«Подкупить, подкупить хочет, гадина!» — еще больше уверился Иван.

— Хочешь работать в полиции? — как только вышли оба полицая, приглушенно спросил Бронислав.

— В полиции?! — повторил одно только слово Иван, но негодующий тон его не вызывал сомнений.

— Дура! Сыт будешь — во! Дорожишься, что ли? — грубо сказал Бронислав.

— Не моя дорога! — отрезал Иван, все поняв и холодно соображая, к чему приведет упорство.

— Ну, сдохнешь — и только! Вот начнут набирать колонну на каменоломни, и запишу тебя. Хочешь? — окрысившись, спросил Бронислав.

— Все равно. Кого-нибудь надо писать…

— Болван! Как же так — все равно? Не все равно, жить или сдохнуть! У каждого про себя забота. Пойдешь в полицию — будешь жив! Говорят, у тебя золотые часы…

Иван отрицательно мотнул головой.

— Комсомолец, что ли? Дурак! Ты думаешь, у нас нет комсомольцев? Я сам член партии. С техническим образованием, прораб-строитель. А что тут поделаешь — плен! Надо спасаться… Ну, иди. Я еще тебя позову.

«Сказать, что нет часов?» — подумал Иван. Но могло оказаться хуже — они могли обыскать и избить за обман.

— Иди в барак, — сурово закончил начальник. — Я не таков, чтобы грабить. Насильно часы твои не возьму, а если продашь Жорке Морде, я тебе голову оторву…

Иван вышел.

— Эй, хлеб возьми! — крикнул вслед комендант.

Балашов не вернулся, но полицейский нагнал его и сунул ему в руки котелок и оставшуюся краюшку хлеба.

— Ты с ним не шути. Хуже будет! — шепнул он Ивану.

Во время обеда Балашов, получив свой черпак, быстро убрал котелок. Проскочить поскорее, не дождавшись «поощряющего» удара Славки Собаки или Кольки-белоруса, — это было искусство, дававшееся наиболее сохранившим силы и расторопность.

— Постой! — скомандовал раздатчик баланды. Иван испуганно задержался.

— Подставляй котелок!

Раздатчик влил ему второй черпак и усмехнулся.

Иван, растерявшись от неожиданности, встретился с глазами соседа. В них скользнула злобная зависть… С утра накормленный Балашов закусил вместе с Трудниковым еще раз перед самым обедом остатками хлеба и поварской похлебки. И теперь, отойдя от кухни, он поделил свой обед между Трудниковым и соседом из очереди…

После обеда в барак вошел с кухни тот же раздатчик баланды.

— Слушай, хочешь работать на кухне? — спросил он Балашова. — Давай часы. Я устрою.

— Нет у меня часов, враки все! — сказал Иван.

— Боишься? Ей-богу, не обману! А Бронислава ты опасайся: отравит или задушит. Тебе спасение одно — на кухне работать, — шепнул раздатчик, — Сильнее поваров в плену никого нет.

— Володька! Не лезь! Вон отсюда! — внезапно зыкнул, возникнув у двери, сам Бронислав.

— Я к земляку зашел! — оправдался раздатчик.

— Других земляков поищи!

Парень выскочил из барака…

Поздно вечером, когда барак уже спал, Балашова подергали за ногу. Он быстро сел и взглянул вниз. Полицейский снизу протянул ему сверток и молча исчез. Иван в темноте развернул бумагу — в ней оказался хлеб и кусок вареного мяса.

«Отравят», — вспомнил Иван предостережение, высказанное уже двоими. Не есть этой подачки? Но близость еды не давала ему уснуть до тех пор, пока, предосторожность забылась. Он разбудил Пимена, и мигом вдвоем все съели. Они твердо решили никому не продавать часы, — отдать лишь немцу-солдату, который их пустит уйти в побег, а пока надежно запрятать. С этой мыслью, с блаженно наполненными желудками оба уснули…

При первом крике «подъем» Балашов вскочил, чтобы сунуть часы в намеченное местечко, но не смог их сразу найти… Он ощупал шинель, на которой спал, осмотрел все вокруг. Часы не могли провалиться вниз, не могли потеряться… Полицейские бушевали в бараке. Искать было некогда. Иван поспешил к построению, ничего не сказав даже Трудникову…