Степан Злобин - Пропавшие без вести

В этот момент, возвращаясь на обеденный перерыв, в помещение вошли Бойчук, Куценко и Соколов.

— Ты что, захотел в колонну, мерзавец?! — подступил взбешенный Гладков к Бойчуку.

— Ты с кем говоришь, фашист?! — спросил Бойчук, в свою очередь вплотную надвинувшись на Гладкова. — А ну, повтори!

Рука Бойчука невидимо для Гладкова потянулась к тяжелой карбидной лампе, стоявшей с краю стола.

«Сейчас его Сашка убьет и все дело испортит!» — мелькнуло в уме Емельяна. Он шагнул вперед и втиснулся между ними.

— Дмитрий Васильич, тут я, должно быть, во всем виноват, — неожиданно спокойным и умиротворяющим тоном сказал Баграмов. — Давайте пройдемся. Я вам все объясню…

Когда у Емельяна вырвалась эта фраза, он еще сам не знал, что скажет Гладкову. Он понимал одно — что надо вмешаться в схватку.

— С вами?! Да, да, я именно с вами очень охотно пройдусь! Поговорим! — угрожающе подчеркнул старший врач.

Оставив в недоумении остальных, Емельян взял с гвоздя шинель и вежливо уступил у дверей дорогу Гладкову, который явно торжествовал, ожидая, конечно, капитуляции.

Его уверенность вызвала в Баграмове бешенство. «Думаешь, что тебя боятся?! Ну, постой, сукин сын!» И Баграмов весь сжался.

— Вот что, горе-писатель, хотел я вам заявить, — снисходительно и небрежно начал Гладков, когда они оказались на пустыре позади бараков. — Лично я создал для вас условия сносной жизни…

— Очень вам благодарен за «условия жизни», но прошу помолчать! Ваша очередь слушать! — собрав все спокойствие, перебил Емельян. — Посмотрите туда. Вон за проволокой бугор! — указал он Гладкову в поле, за лагерную ограду.

— Ну, бугор! Дальше что? — удивился Гладков.

— А вот что, — с внешним спокойствием продолжал Баграмов. — Если вы даже на этом бугре разроете ямку и хотя бы только в ямку прошепчете то, что я сейчас говорю, то все равно завтра об этом узнают товарищи в лагере и оторвут вам башку. Понятно? Тогда слушай дальше!

— Я… я… — заикнулся Гладков. Он побелел.

— Ты думаешь, что в плену укрылся от коммунистов и комиссаров? — спросил Баграмов. — Рановато! Рановато считать, что фашисты уже победили!

— Я не считаю, — одними губами шепнул Гладков.

— Молчи! — остановил Емельян. — Слушай. Фальшивок врачи писать больше не будут. А спрос ведь у немцев с тебя! Так вот, убирайся ты к черту с дороги! Сейчас же иди к штабарцту, скажи, что ты болен, чувствуешь слабость, кашель, боишься чахотки и хочешь уйти из туберкулезного лазарета куда-нибудь в хирургию, что ли… А вместо себя ты сам — понял? — именно ты рекомендуешь штабарцту Леонида Андреевича как самого опытного врача. Ясно?

— Ясно, — беззвучно подтвердил побелевший Гладков.

— И еще одно, — с расстановкой добавил Баграмов: — прежде времени никому ничего — ни в кухне, ни полицейским, ни этим самым старшим!.. И помни: советские люди везде. А если ты вздумаешь нас обманывать — крышка! Ты понял?! Тебя просто выбросят в нужник. На этом и разговор окончен… Ну, сбегай в уборную, тут уж близко…

Баграмов был предельно взволнован, хотя и выдержал до конца спокойный, насмешливый тон. Он повернул обратно, но не в барак, а медленно зашагал по снежной тропинке. Пока что он был уверен только в одном — что Гладков не посмеет его ослушаться. «Даже в сортир покорно пошел!» — про себя усмехнулся Баграмов.

Еще не успев как следует все обдумать, Емельян почувствовал, что в общем все правильно. Осталось предупредить Соколова.

Видимо, больше других обеспокоенный тем, что происходит между Баграмовым и Гладковым, Леонид Андреевич сам шел из барака навстречу.

— А я как раз к вам, Леонид Андреич! Пройдемся? — предложил Емельян.

— С удовольствием, Емельян Иваныч! — готовно отозвался Соколов, привычным движением коснувшись своих очков.

Баграмов взял его под локоть и подстроился в ногу.

— Леонид Андреич, вы, говорят, на войне и раньше бывали? — спросил Емельян.

— Везет мне, Емельян Иваныч, везет! Начал с той, с мировой, всю гражданскую был, и на финской, — сказал Соколов.

— И на эту попали! Действительно, вам «везет»!

— Да, знаете, уж теперь не гадал, не думал, а вот… — Соколов развел руками. — Закурим? — предложил он.

Он вытащил баночку. Оба остановились на лагерной магистрали и закурили. Баграмов не знал, с чего начать разговор о деле, и долго, старательно раскуривал цигарку.

— Так вот, понимаете, Леонид Андреич, — двинувшись дальше и снова взяв под руку Соколова, заговорил Емельян. — Ведь Гладков-то решил просить немцев освободить его от должности. Говорит, у него и здоровье неважное стало… Это он мне «по дружбе» сейчас признался, — иронически подчеркнул Баграмов.

— Понятно! — удовлетворенно сказал Соколов. — Секрета победы дознаваться не стану, хотя, по правде сказать, мне до смерти интересно… Но поздравляю! Думаю, что сожалеющих не найдется.

— Я тоже уверен в этом. Но… о «секрете победы» потом. А дело вот в чем… — Баграмов замялся. — Дело в том, что… Гладков сам заявит штабарцту, что вы, Леонид Андреевич, были бы вместо него самым лучшим старшим врачом, — отчетливо подчеркнул Баграмов. — Сам Гладков вас рекомендует штабарцту.

— Да что вы! Бог с вами! — отшатнулся Соколов. — Нет, я откажусь! С чего-то он взял, что я буду? Откажусь! Я, знаете, с немцами дела иметь не люблю, голубчик, — решительно возразил он. — Никак не могу!..

Резкий отпор Соколова не озадачил Баграмова.

— Ну давайте хоть посоветуйте, если уж так! — сказал он. — Кого же? Вишенина попросить? — как бы размышляя над сложным вопросом, задумчиво спросил он.

— Нашли кандидата, голубчик! — возмущенно сказал Соколов. — Ведь он собой только занят: как бы чего пожевать… Терпеть не могу его подбородок!.. А тут ведь думать о людях нужно! И трус он…

— Да, не храбрый, — согласился Баграмов. — Кого же тогда? Куценко?

Соколов задумчиво качнул головой.

— Опанас человек хороший и врач хороший. Администратор он никакой. Бугай! Напролом полезет. Либо молчит, либо попрет напролом… А тут ведь нужно «политику делать», иначе и сам пропадешь и людей загубишь… Не знаю, голубчик, право, не знаю, — заключил Соколов…

— Глебова? Молод ведь! — продолжал перечислять кандидатов Баграмов.

— Пожалуй. И немцы на молодого не согласятся…

— Выходит по-вашему, Леонид Андреич, что лучше Гладкова нам все-таки не найти никого! — сказал Баграмов, не скрывая иронии.

Соколов засмеялся:

— Хитрый вы человек, Емельян Иваныч!

— Ну, какая же хитрость, помилуйте! — в ответ засмеялся Баграмов. — Вы же сами пришли к необходимому выводу! — Он посмотрел серьезно и прямо Соколову в глаза. — Ведь это же нужно для наших людей! Для тысяч людей! Позаботиться, защитить, грудью встать за них и себя не жалеть. Вымирают ведь люди!