Степан Злобин - Пропавшие без вести

— Пацан, караулишь? — вдруг громко окликнул Шиков.

— A то! — отозвался «пацан» за окном.

— Немцы русские деньги любят, — пояснил Балашову Шиков. — Увидят — сейчас отберут. А ну, покажь! — заглянул он в рисунок Ивана. — Вот дьявол, здорово! Ты, Николай, прямо живой! Ну как есть!

— А что же я, мертвый?! — с тупой обидой пробуб-нил банщик.

Балашов ушел, унося в душе омерзение к этим людям, с которыми просидел почти до отбоя.

Представить себе, что с ними придется повседневно общаться, может быть даже пьянствовать!..

От отвращения у Ивана передернулись плечи. В этот миг он услышал, что кто-то его нагоняет.

— Испугался?! Думал, что Никола тебя за Бронислава пристукнет? — со смехом сказал Шиков. — Это я — тебя проводить да женский барак «проверить»… Ты с кем-нибудь с женщинами знаком?

— Откуда! — воскликнул Иван.

— Идем, познакомлю. Люська по Славке Собаке тоскует… Высокая черная баба, будешь доволен.

— Да ну их!.. — Балашов даже, словно в испуге, махнул рукой.

— Монах, подумаешь! А ты не теряйся! Идем!.. Может, маленьких любишь? Валюшка есть. С поваром каменных, с Лешкой, жила. Теперь тоже без друга осталась. Девчоночка, я скажу!..

— Не пойду! — наотрез отказался Иван.

— Чего? Осрамиться боишься? Они понимают, что пища не та… Пойдем, говорю! — по-приятельски уговаривал комендант.

— Я — к себе, — настойчиво сказал Балашов, сворачивая к карантину.

— Ну, бывай, — попрощался Шиков.

Оскар Вайс вошел в барак. Шабля был занят — он ставил больному банки. Австриец потолокся в бараке, вышел, зашел во второй барак, в третий, потом в нетерпении возвратился. Шабля все еще продолжал свое дело. Солдат сел на скамейку и развернул газету.

— Вас гибт ес нойес? [Что нового?] — принимаясь за раздачу лекарств больным, привычно спросил Шабля.

— Es gibt etwas, ich kann aber nichts verstehen! [Есть кое-что, да я ничего не могу понять!] — пробормотал Вайс и ткнул пальцем в газетный лист.

«Verfall der Kommunistiscbei Internationale» [ «Распад Коммунистического Интернационала»], — гласил крупным шрифтом избранный заголовок немецкой газеты.

— Айн момент! Посиди тут, — сказал Шабля. — Unsinn! [Минуточку! Чепуха!] — уверенно успокоил он Вайса.

Неторопливо и методично Шабля закончил раздачу назначенных медикаментов по койкам. Он был уверен, что гитлеровская сенсация о развале Коминтерна не более чем очередная выдумка Геббельса, пустой агитаторский трюк фашистов, придуманный для отвлечения немцев от поражений, которые продолжают они терпеть на фронтах…

Наконец, освободившись немного, Шабля прошел к себе, и Вайс положил перед ним газету.

Любому фашистскому трюку были границы. Ведомство Геббельса не смогло бы просто так, «с потолка» взять подобное сообщение и наавать его официальным.

«Официально объявлено и передано на всех языках через радиостанции сообщение о роспуске Коминтерна», извещала газета, сопровождая эту сенсацию собственными комментариями и догадками. Она ссылалась на сообщения из Англии, Америки, Мексики, из Китая, Японии, Турции, Швейцарии, Швеции…

— Was soli es bedeuten?! Was?! [Что это значит? Что?!] — требовательно спрашивал Шаблю австриец.

Да! Что же могло это значить?! Что там произошло, в самом деле? Что случилось? Неужели же что-то подобное истории Второго Интернационала?.. Шабля и сам терялся в догадках, но все же уверенно повторил свое заключение.

— Унзинн! — сказал он. — Ерунда!

— Unsinn! — повторил за ним Вайс. — Как может стать, чтобы не было Коминтерна! Если есть компартии, то они должны быть связаны!

— Из фашистских газет не вычитать правды. Что может сказать Геббельс?! Вот если бы радио… — уже в который раз заикнулся Шабля.

— Как хочешь, а людям нельзя жить без правды! Я пойду, — сказал Вайс. — Надо как-нибудь разузнать.

Он вышел, оставив Шаблю в смятении, которое и еще возросло после того, как в лазарет поступил очередной номер «Клича».

Фашистский листок, злобствуя, сообщал, что «Сталин продал Россию американским и английским плутократам». Америка получает по договору Баку, Англия — Камчатку и Мурманск. Проданы за американское золото принципы Маркса и Ленина. Большевики отказались от лозунга «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» и в угоду Англии и Америке распустили Коминтерн.

— Бачь, Гитлеру шкода яка, что Радянський Союз отступился от Маркса и Ленина. Турботы хвашистам за построение коммунизма! Аж плачуть, бидненьки, за долю радянського народу! — насмешливо говорил старшой карантина, «полтавський», как после памятного собрания старших прозвали Семена Штанько.

— Выдумка, право! Да как тому быть, чтобы Коминтерн распустили! — раздавались голоса с разных сторон.

— Товарищ доктор, вы грамотный человек, как по-вашему, может такое статься? — встревоженно спрашивали больные, при входе в барак Славинского.

Но Женя был тоже в растерянности. Что он мог объяснить?!

Балашов отправился за медикаментами в аптеку туберкулезного отделения. Так уж было организовано, что он должен был каждый день приходить за лекарствами для карантина к Юрке в аптеку, через которую и поддерживалась постоянная прочная связь карантина с организацией лагеря.

Иван не застал в аптеке ни Баграмова, ни Муравьева.

— Юрка, живее — хоть один или два экземпляра «Клича» с нужными примечаниями! — потребовал Балашов. — Пимен Левоныч сказал, чтобы я без него назад не являлся!

— Откуда же я возьму! Не поступало такого «Клича», — сказал аптекарь.

— Что значит не поступало! — возмутился Иван. — Иди разыщи сейчас Емельяна Иваныча. Не могу же я бегать по лазарету. Вон он, коротышка, сидит дожидается! — кивнул он на унтера, который привел его из форлагеря. — Скажи, что у нас все волнуются. Надо же про Коминтерн разъяснение. Что же, я сам его должен придумывать, что ли?!

Разъяснения «Клича» стали уже настолько привычны, оперативны и обязательны, что Иван, как старшие в бараках, как санитары, врачи, фельдшера, считал возмутительным нарушением порядка отсутствие комментариев по такому животрепещущему вопросу.

— Ну, поди разыщи Емельяна Иваныча или Михаилу Семеныча, — настойчиво требовал он. — Должен же кто-то сказать, что это значит!

— Они еще сами не знают, — пояснил ему Ломов.

— Как так — сами не знают?! — удивленно, почти с обидою и растерянностью, сказал Иван. — Не знают, да? А когда же?..

— Уж придется до завтра. А если раньше получим, то я тебе сразу сумею послать. Устроим уж как-нибудь, — пообещал Юрка…

А Емельян, Муравьев, Кострикин и Кумов вечером в тот же день, собравшись у Шабли, слушали перевод из немецких газет всех сообщений о Коминтерне, сопоставляли их с «Кличем», сравнивали, прикидывали, силясь выискать правдоподобное объяснение, и разводили руками. Они не могли понять, что случилось и как объяснить это необычайное, потрясающее сообщение.