Юрий Виноградов - Операция «Б»

Самолеты шли на Берлин. Преображенскому было не до созерцания меняющихся на глазах красок вечернего неба. Все его внимание было устремлено на приборы и работу двигателей. Почему-то слишком быстро стало греться масло, причем в обоих моторах. Может быть, при переходе в горизонтальный полет это прекратится?

Темнота окутала кабину. Мгновенно пропали и море и небо: самолет вошел в облако. К счастью, оно оказалось небольшим, и снова над головой мерцающие хрусталики звезд, густо-синее небо, а внизу — маслянисто-черная поверхность уснувшего Балтийского моря.

Масло грелось по-прежнему, его давление падало. Двигатели не могли работать на полную мощность, скорость заметно снизилась. Это сейчас, после первого часа полета. А что будет дальше? Если откажут оба мотора, — придется садиться на воду, забираться в надувную резиновую лодку и ждать помощи. Но не так-то легко будет их найти в море летающим лодкам Че-2!

— Штурман, Петр Ильич, масло греется сверх всякой нормы, — сказал Преображенский.

— На каком моторе? — спросил Хохлов.

— На обоих. Давление близко к нулю.

— Дальше лететь опасно, Евгений Николаевич. Откажут…

Преображенский с минуту молчал, потом с болью в сердце произнес:

— Не возвращаться же с грузом бомб обратно! Идем на запасную цель. Какая ближе к нам?

— Виндава. Это почти на обратном курсе.

— Виндава так Виндава, — горестно вздохнул Преображенский.

Конечно, Виндава не ахти какая цель. Но подполковник Охтинский в разговоре упомянул о том, что в Виндавском порту сосредоточиваются фашистские конвои, откуда они через Ирбенский пролив прорываются в Ригу. Транспорты в охранении боевых кораблей доставляли туда оружие и технику для группы армий «Север». Если потопить пару из них или хотя бы поджечь, значит, вылет можно будет считать удачным. Правда, эти бомбы, особенно ФАБ-500, предназначены для Берлина. Но другого выбора в создавшейся обстановке не было.

К Виндавскому порту подходили со стороны моря, высота чуть больше двух тысяч метров. Очень невыгодная высота! На ней зенитки смогут вести прицельный огонь, да и прожекторы легко достанут самолет. А плохо работающие моторы не тянут, и высоты не набрать.

— Подходим к цели, — сообщил Хохлов.

Преображенский посмотрел вниз. Ни огонька. Порт хорошо замаскирован. И все же его контуры угадывались при свете луны, периодически появлявшейся в разрывах облаков.

И вдруг в глаза ему ударил яркий пучок света. Преображенский невольно зажмурился, отвернулся. Еще с десяток пронизывающих лучей уперлись в самолет. По нему тотчас открыли огонь береговые и корабельные зенитные установки. Преображенскому было видно, как из темноты со всех сторон, точно к магниту, к ним тянулись быстро летящие светлячки — трассирующие снаряды.

— Скорей, Петр Ильич!

Хохлов нажал кнопки электросбрасывателя, бомбы пошли вниз, на причалы порта. Особенно силен был взрыв ФАБ-500, тут же вспыхнуло огромное пламя, загорелись транспорты или портовые сооружения — разобраться было трудно.

Преображенский тотчас развернул облегченный самолет на север. И сразу услышал треск в правом крыле: рядом взорвался зенитный снаряд. Попытался уйти в спасительную высоту, но моторы не тянули, их мощность упала. Снова треск, теперь уже в хвостовой части. Глаза слезились от яркого света преследовавших самолет прожекторов, ничего не видно. Пропало ощущение скорости, кажется, будто не летишь, а застрял на этих чертовых лучах. Слева, около крыла, послышался раздирающий скрежет: видимо, угодил снаряд.

«Только бы осколки не попали в моторы и не прошили баки с бензином», молил Преображенский.

Дробный треск, металлический скрежет доносились все чаще и чаще. Гитлеровские зенитчики пристрелялись и теперь вели точный огонь на поражение.

«Вот тебе и маленький порт Виндава! А какую противовоздушную оборону имеет! Выходит, прав Алексей Иванович Охтинский, драгоценный тут для гитлеровцев груз, на этих транспортах».

Преображенский заметил, что прожекторные лучи вроде поблекли, из яркого свет стал матовым. Потом и совсем пропал. Бомбардировщик вошел в спасительное облако. Но как оно велико? Если выскочишь на чистое небо, прожекторы опять вцепятся, надо уйти влево, мористее.

— Штурман, Петр Ильич, жив?

— Пронесло.

— Кротенко, Рудаков, как у вас?

— Полный порядок, товарищ командир. Но дырочек фрицы понаделали много.

Самолет вышел из облака. Преображенский скосил глаза: справа метались узкие лучи, отыскивая ускользнувший советский бомбардировщик. Он приказал Кротенко передать в Кагул, что вынужден вернуться из-за неисправности материальной части.

При подходе штурман выпустил красную и зеленую ракеты. Зажглись посадочные огни, и ДБ-3 с ходу пошел на посадку.

Первым встретил флагманскую машину старший инженер Баранов. При виде изрешеченного самолета он схватился за голову.

— Да на машине живого места нет! Попали вы в переплет… Как добрались, ума не приложу.

Баранов принялся подсчитывать пробоины, продолжая удивляться счастливому возвращению флагманского экипажа. В его практике подобного еще не было.

Подъехал на эмке взволнованный Жаворонков.

— Что случилось, Евгений Николаевич?

Преображенский доложил о неудачном полете.

— В общем, не повезло нам на этот раз, товарищ генерал, — заключил он короткий доклад.

— А по-моему, очень даже повезло, товарищ полковник, — сказал Баранов. Прилететь на разбитой машине… Только больших пробоин я насчитал шестьдесят четыре!

Жаворонков обнял вконец расстроенного полковника. Сказал:

— Старший инженер прав. Вы сделали больше, чем могли, Евгений Николаевич. Ведь главное для нас — сохранить жизнь людей. Так что примите мое поздравление с успешным завершением полета!

Второй полет по маршруту для майора Щелкунова протекал необычайно буднично и спокойно. Только штурман майор Малыгин иногда вносил незначительные изменения в боевой курс, ориентируясь по островам Готланд и Борнхольм, темными размытыми пятнами проплывающими под крыльями.

— Тезка, подходим к береговой черте, — услышал Щелкунов в шлемофоне голос штурмана. — Сейчас начнется…

— Ничего, проскочим, — ответил Щелкунов и взглянул на высотомер: стрелка стояла на отметке 6200 метров. Дышалось легко, хотя кислородная маска и стесняла движения.

Летчик и штурман были тезки по имени и отчеству — и тот и другой Василий Иванович, и друзья в шутку называли их дважды тезками. Щелкунов и Малыгин такому обстоятельству даже были рады, это подчеркивало их дружескую близость.

А стрелок-радист старший сержант Масленников, гордясь своими майорами, добавлял, что их экипаж состоит из одних Иванычей, потому что сам он был Александром Ивановичем.