Юрий Виноградов - Операция «Б»

Подружек-исполнительниц благодарные зрители долго не отпускали со сцены. К ним поднимались краснофлотцы с охапками полевых цветов, сорванных на аэродроме, и буквально заваливали ими Валентину Телегину и Веру Богданову.

Праздничный концерт группы артистов драматического театра Краснознаменного Балтийского флота надолго запомнится каждому авиатору и особенно тем, кто сегодня, в День Воздушного Флота страны, летит на Берлин.

Флагманский дальний бомбардировщик медленно набирал высоту, пробивая многокилометровую толщу кучевых облаков, нависших над Балтийским морем. Моторы гудели натужно, особенно надрывался правый, что обеспокоило Преображенского. Скорее бы перейти в горизонтальный полет, тогда можно было бы несколько сбавить обороты правого мотора, дать ему передохнуть. И взлетали они на этот раз с аэродрома труднее обычного; все же пятисоткилограммовая авиабомба на внешней подвеске влияет на скорость и довольно сильно.

Сказывалась, и значительно, мягкая грунтовая взлетная полоса и, конечно же, изношенность моторов.

Слева, внизу за облаками, осталась Виндава. Невольно вспомнил Преображенский прошлый вынужденный налет на порт. «Неужели и сегодня откажет один из моторов? — обожгла его мысль. — Нет, нет и нет! Тяните, моторчики, тяните, милые…»

— Штурман, Петр Ильич, мы должны дойти до нашей новой цели, — передал Преображенский Хохлову. — Дойти во что бы то ни стало!

— Дойдем, командир, обязательно дойдем, Евгений Николаевич, — весело отозвался Хохлов. У него было хорошее, приподнятое настроение, вызванное прекрасным концертом группы артистов драматического театра Краснознаменного Балтийского флота, данным специально для летчиков в их профессиональный праздник. Правда, сегодня вечером надо было бы по традиции поднять бокал вина в честь праздника, но генерал Жаворонков посчитал, что именно в этот знаменательный для летчиков день праздничные подарки в виде пятисоткилограммовых авиационных бомб с добавлением соток должны быть отправлены фашистам в Берлин.

— А свой праздник, День советской авиации, завершите завтра, — сказал на прощание Жаворонков. — Праздничный обед с поросенком будет ждать вас.

— Какой же это поросенок без вина? — высказался за всех Хохлов.

— Угостим вас и кое-чем покрепче, — пообещал генерал.

Бомбардировщик пробил облачность лишь на высоте пяти с половиной тысяч метров. Преображенский еще поднялся на полкилометра и перевел самолет в горизонтальный полет. Прислушался к рокоту моторов, кажется, тянут пока нормально, правда, правый все же чуточку сдает.

— Не беспокойтесь, Евгений Николаевич, сегодня свои праздничные подарки мы точно адресуем новой, особо важной цели, — продолжал Хохлов. — Получайте, господа-фашисты, от морских летчиков Краснознаменной Балтики! Прямо с доставкой. Хотя, не сегодня, а уже завтра, — поправился он. — Через один час пять минут наступит девятнадцатое августа тысяча девятьсот сорок первого года…

— К цели будем подходить на высоте шести тысяч метров, — перебил Преображенский разошедшегося штурмана.

— Добро! Точность попадания подарков прямо в руки адресата от этого только увеличится. А если еще снизиться на километрик, тогда… Нет, отставить, командир, сталкиваться с аэростатами заграждения нету никакой охоты…

Преображенский не обращал внимания на разглагольствование штурмана, его все больше и больше беспокоило состояние правого мотора. Сбавил ему обороты, давая поостыть, передохнуть. Но и левый мотор начал гудеть более натужно.

Спад рокота правого мотора уловил, наконец, и штурман.

— Командир, что с правым? — поинтересовался он. В его голосе уже появились тревожные нотки.

— Греется, чертяга, — как можно равнодушнее произнес Преображенский.

— Как и в прошлый раз?

— Примерно…

— А левый?

— И левый начинает капризничать.

— Что с ним происходит?

— Тоже перегрелся малость…

Минут двадцать каждый из членов экипажа с беспокойством вслушивался в рокот моторов самолета. Улучшения не намечалось, особенно в правом, хотя летчик все время и щадил его, снижая обороты. Но от этого сильнее грелся левый мотор, получавший большую нагрузку, а если начнет резко сдавать и тот, тогда до Берлина не дотянуть.

— Командир, может… может, опять по запасной цели ударим? — предложил Хохлов, понимая, что кому-то из экипажа первому приходится предлагать запасной вариант. — На траверзе немецкий военный порт Пиллау. Кораблей там предостаточно, как в бочке сельдей…

— Ключ у тебя на месте, Петр Ильич? — вместо ответа спросил Преображенский. — Не забыл в Кагуле?

— Как же, забуду я теперь. Вот он, рядом. В полетной сумке. Отныне и навсегда он от меня никуда, — отозвался Хохлов, не понимая, к чему клонит полковник.

— Так ключ-талисман чего тебе, лично тебе говорит? На запаску свернуть или продолжать идти на Берлин?

— Вон вы о чем, — засмеялся Хохлов. — Мой ключ всегда за Берлин, но моторы же, командир, моторы…

— Стрелок-радист? — спросил Преображенский.

— На Берлин, товарищ полковник! — ответил сержант Кротенко.

— Воздушный стрелок?

— Товарищ командир, только на Берлин! — произнес старший сержант Рудаков. А как же иначе?!

— Штурман?

— Обижаете, командир! — обиделся Хохлов. — Даешь Берлин! Даешь новую, особо важную цель!

— Решение экипажа утверждаю. Идем прежним курсом, на Берлин! — в голосе полковника зазвучал металл.

Время относительно спокойного полета над Балтийским морем заканчивалось. ДБ-3 подходил к береговой черте правее Штеттина. Сейчас их встретят зенитки или ночные истребители.

— Нам повезло, командир! — послышался бодрый голос штурмана. — Земля скрыта густой облачностью. Не увидят нас немцы.