Уолтер Лорд - День позора

Один за другим корабли соединения прибывали в бухту Танкан: величественные "Акаги" и "Kaгa", огромный новый авианосец "Дзуйкаку", более скромные по размерам "Сорю" и "Хирю", старые линкоры "Хийя" и "Кирисима", прекрасные крейсера новейшей постройки "Тоне" и "Тикума", девять эскадренных миноносцев, ведомые лидером - легким крейсером "Абукума", три подводных лодки прикрытия и восемь танкеров, с таким трудом выбитых у Морского министерства. Последним, на рассвете 21 ноября, прибыл гигант-авианосец "Секаку", чуть не опоздавший из-за неисправности турбин.

Теперь собрались все - 32 корабля, тесно сгрудившиеся в небольшой бухте. Покрытые снегом сопки уныло отражались в свинцовых водах залива. Пустынный бетонный пирс, несколько рыбацких хижин и антенны небольшой радиостанции были единственными признаками цивилизации. Но даже здесь соблюдались все меры чрезвычайной секретности: никакой связи с берегом. Даже мусор запрещалось выкидывать за борт. Матрос Сигеки Екота свез на берег весь накопившийся мусор с авианосца "Kaгa" и сжег его на пирсе.

С "Хоко-Мару" и других транспортов снабжения на корабли Ударного соединения перегружалось продовольствие, обмундирование, горючее, тысячи пятигаллонных бочек с маслом, которые рассовывались на боевых кораблях во все свободные места. Когда погрузка была закончена, капитан 2-го ранга Шимуцу объявил своим подчиненным, что они должны остаться здесь до 10 декабря. "Ловите рыбу, делайте, что хотите, но оставайтесь в бухте". Затем он перебрался на авианосец "Акаги", ибо не смог пересилить желание идти в рейд вместе со своими товарищами.

В ночь на 23 ноября адмирал Нагумо провел совещание на борту "Акаги". Капитан 3-го ранга Судзуки доложил о своей приятной и полезной поездке в Гонолулу. Капитан 2-го ранга Футида, слушая его, делал пометки в записной книжке. В конце совещания все присутствующие выпили саке и трижды провозгласили "банзай" за здоровье императора.

25 ноября была получена радиограмма от адмирала Ямамото, приказывающая соединению выходить в море на рассвете следующего дня. Глубокой ночью капитана 3-го ранга Судзуки подняли с койки: его вызывал командующий. Когда Судзуки вошел в каюту адмирала, Нагумо был один. Он еще не ложился. Одетый в кимоно, командующий соединением нервно ходил по каюте. Исход предстоящего удара по Перл-Харбору сильно тревожил японского адмирала. Извинившись за то, что Судзуки был разбужен среди ночи, адмирал попросил его еще раз подтвердить, что американский флот находится в Перл-Харборе, а не на якорной стоянке Лахаина. Судзуки поклялся. Еще раз извинившись, адмирал отпустил его. Закрыв дверь, Судзуки почувствовал, что спазма сдавила ему горло: там в каюте остался Нагумо со своими тревогами и ответственностью.

На рассвете Судзуки оставил "Акаги" и, стоя на берегу, махал рукой поднимающим якоря и выходящим из бухты кораблям.

На мостике "Акаги" адмирал Кусака опустил капюшон своей штормовки, чтобы укрыться от ледяного ветра, дующего с океана.

Задержка произошла совершенно неожиданно, когда кусок кабеля намотался на винт "Акаги". Спущенный немедленно водолаз за полчаса освободил гребной винт и к 8.00 все соединение вышло в море. Стоявший у выхода бухты сторожевик просигналил на проходящий мимо авианосец: "Удачи и счастливого плавания".

Именно в удаче очень нуждался старший штурман "Акаги" капитан 2-го ранга Гисиро Миура. Ему предстояла нелегкая работа: вести соединение через вздымающиеся волны, снеговые заряды и густой туман. Миура был знаменит на весь флот своей мягкостью и сентиментальностью. Но сейчас ничего подобного не угадывалось в нем. Суровый и собранный стоял он на мостике, напряженно всматриваясь вдаль. Ему даже пришлось одеть сапоги вместо комнатных шлепанцев, в которых он любил стоять вахты.

Корабли прилагали все усилия, чтобы держать строй: авианосцы в двух параллельных кильватерных колоннах по три... за ними восемь танкеров... линкоры и крейсера на флангах... далее эсминцы, построенные в круговой ордер... впереди всех подводные лодки, выдвинутые в передовое охранение. Ночью танкеры, не имеющие опыта движения строем, теряли свое место и рассыпались по океану. Каждое утро эсминцы сгоняли их обратно к соединению, как овчарки овец.

В начале третьих суток похода адмиралы Нагумо и Кусака, стоя рядом на качающемся мостике "Акаги", наблюдали, как эсминцы в очередной раз собирают рассеявшиеся по океану танкеры. Неожиданно Нагумо проговорил:

- Господин начальник штаба, что вы обо всем этом думаете? Не кажется ли вам, что я взял на себя тяжелую ответственность? Если бы я был более тверд и отказался! Теперь, когда родные моря остались за кормой, я начинаю сомневаться в успехе.

- Не беспокойтесь, адмирал, - заверил его Кусака. - Все будет хорошо. Нагумо улыбнулся:

- Завидую вам, господин Кусака, вы такой оптимист.

Настроение у командующего еще более упало, когда 28 ноября они впервые попытались дозаправиться топливом. Работа оказалась чрезвычайно трудной и не менее опасной. Огромные корабли, как скорлупки, подбрасывало, швыряло, валило с борта на борт на штормовых волнах зимнего океана. Обледенелые гигантские шланги, поданные с танкеров, бились о палубы. Брызги топлива превращали палубы в каток. Вздымающиеся и кренящиеся на волнах корабли едва избегали столкновения друг с другом. Нескольких матросов смыло за борт, спасать их не стали. Это было просто невозможно.

От ударов волн бочонки с маслом, стоявшие на палубе авианосца "Хирю", попадали и разлились, немедленно превратив всю полетную палубу в нечто похожее на гигантскую ледяную горку. Командир палубного дивизиона "Хирю" капитан 2-го ранга Такахиса Амагаи, чтобы каждую секунду не падать, обмотал подошвы сапог пеньковым тросом, но все равно ободрал себе все колени и лодыжки от ударов о палубу.

Дни проходили в изнуряющем нервном напряжении, сменяясь бессонными ночами. Адмирал Кусака ни на миг не покидал мостика "Акаги", временами забываясь тревожным сном в парусиновом кресле. Старший механик авианосца капитан 2-го ранга Есибуми Тенбо также постоянно находился в машинном отделении. 350 его подчиненных очень редко оставляли свои боевые посты, живя в мире мазута и машинного масла у своих огромных турбин. Даже еду, состоящую из рисовых шариков с запеченными в них сливами и редисками, им приносили сюда из камбуза в бамбуковых корзинах.

А между тем на кораблях все более и более росло напряжение. С мостика "Акаги" адмирал Кусака мог наблюдать, как пилоты и механики ежедневно проверяют свои машины, прогревая моторы и временами запуская их, копошась в каком-то непонятном ритме, как муравьи.

На авианосце "Секаку" капитан 2-го ранга Хайчи-ро Цукамото никогда не думал, что дни могут тянуться столь медленно. Корабельный врач капитан Тадатаки Эндо предпочитал убивать время, играя в го и шоги.