Иван Шевцов - Бородинское поле

Глеб Трофимович, радушно обнимая племянника, поинтересовался, надолго ли он приехал.

- Две недели - это даже много, - сказал генерал. - У меня к тебе, Игорь, дело есть.

- Какое, дядя Глеб? - насторожился Игорь.

- Серьезное. И, как тебе сказать, ответственное.

- Пожалуйста, дядя Глеб. Все, что в моих силах…

- Дедушка, ты не мучай юношу и не смущай его, - вмешалась Галя. - Лучше ближе к делу.

- А ты, стрекоза, мне не указывай, - с поддельной строгостью пожурил генерал любимую внучку. - И взрослых не поучай. Мы сами знаем, когда приступать к делу. А дело, племянник, у меня вот какое: в будущую пятницу - это значит через неделю - я должен выступать перед рабочей молодежью в заводском Дворце культуры. Речь пойдет о мужестве, геройстве, о подвиге на поле брани и вообще о подвиге. О воинской службе в мирное время. А ты мне поможешь. Выступишь, расскажешь.

- Да что вы, дядя Глеб! Я не умею выступать. Я даже перед своими ребятами робею.

- Тогда какой из тебя будет офицер? Видали - он робеет! Нет, друг, так нельзя. Я помогу тебе, создам соответствующую атмосферу в зале… Не отказывайся. Это моя к тебе большая просьба. Мы с тобой еще поговорим об этом, а ты готовься. Все продумай, чтоб было просто, логично и, главное, искренне. А теперь, пожалуй, и хватит, не смеем вас больше задерживать.

- Да, да, гуляйте, - сказал Олег. - Вечер сегодня чудный. Тепло, как в июле.

- Сообразительный у тебя отец, - сказала Галя, когда они остались вдвоем.

- С понятием. Наверно, вспомнил свою молодость.

- Он и сейчас молодой и влюбленный, - как-то само собой вырвалось у Гали.

Родители недооценивают наблюдательность детей. В свое время Валя не придала особого значения словам дочери: "Мамочка, ты влюблена". Ей даже было приятно, что Галинка сумела заглянуть ей в душу: какая, мол, проницательная девочка. И хотя Валя и Олег считали себя отменными конспираторами и были уверены, что их отношения составляют тайну для окружающих, они в этом глубоко заблуждались. Впрочем, не они первые, не они последние.

И не столько слова Гали "молодой и влюбленный", сколько ее такое выразительное откровенное смущение, говорившее, что она пожалела о сказанном, насторожило Игоря, и он спросил:

- С чего ты взяла?

- Это все находят, - попыталась ускользнуть Галя, но и голосом, и всем своим видом только подчеркивала свое смущение и неловкость.

- Я про влюбленность. - Игорь испытующе, но с доброжелательной, даже поощрительной улыбкой смотрел на Галю, и она, доверчивая и преданная, сдалась:

- Ты мне дай слово, что никому не скажешь. Даешь? - Лицо ее выражало взволнованность, а в темных блестящих глазах настороженно таилась чужая тайна.

- Даю.

Они медленно шли в сторону гостиницы "Россия", а Галя в раздумье молчала, все еще не решаясь говорить. Она досадовала на себя и жалела, что все так получилось, что эти два слова сорвались помимо ее воли. Наконец сказала:

- Знаешь, я не должна была тебе говорить, но теперь уже поздно. У мамы с Олегом Борисовичем любовь.

Игорь остановился, изумленно и как бы с недоверием глядя на Галю:

- Нет, ты не подумай, что какой-то пошлый роман. У них настоящая любовь. Ну понимаешь, чистая и глубокая.

Игорю все это казалось до того ошеломляющим и невероятным, что он не поверил.

- Галинка, ты все это придумала. Зачем? И откуда ты взяла?

- Нет, нет, Игорек, я ничего не придумала. Это правда. - Но, увидав, что ее сообщение больно задело и расстроило Игоря, решила отступить. - А возможно, мне показалось. Возможно, я…

- У тебя есть какие-нибудь доказательства, факты? - нетерпеливо перебил Игорь.

- Факты? - Галя сделала удивленные глаза. - Фактов нет. А какие тебе нужны доказательства? Мне показалось, потому что мама такая веселая, счастливая, как влюбленная. И я решила…

Она уже оправилась от первого замешательства и теперь продуманно и уверенно давала отбой.

- А при чем здесь отец? - продолжал наступать Игорь. - Он тоже… веселый?

- А тогда кто? Она с ним работала в Подгорске. А теперь с ним будут строить гостиницу в Энске.

- Ну, знаешь ли… логика у тебя деревянная. - У Игоря отлегло от сердца. - Смешно! И как ты могла всерьез подумать…

- Сама не знаю, - окончательно сдалась Галя, пожав узкими трепетными плечами.

Игорь поверил. Сказал, уже весело смеясь:

- Чудачка ты, Галинка! Не получится из тебя юрист.

- Почему ты думаешь?

- Логики нет. Сочиняешь неубедительные версии. Ни фактов, ни доказательств. Субъективные предположения, эмоции.

- Для адвоката эмоции - это уже половина успеха. А я готовлю себя в адвокаты.

- Будешь оправдывать преступников?

- Защищать невиновных.

- Пока что ты обвиняешь невинных.

Галя поняла намек. Ей было весело оттого, что сумела так ловко вывернуться и отвести подозрения. Так она думала. И ошибалась: Игорь только сделал вид, что принял сказанное под большим секретом за нелепый вымысел, за чепуху, не заслуживающую внимания. Брошенные Галей зерна запали в душу и хоть не сразу, а постепенно беспокоили его, заставляли задумываться, порождали неприятные чувства. И даже то, как быстро и легко Галя отказалась от своего открытия, от тайны, не успокаивало, а напротив, усугубляло его подозрения.

Они прошли мимо гостиницы "Россия", постояли у каменного парапета стилобата, глядя, как на гаснущем огненном закате четким рисунком проецируются кремлевские башни и купола соборов. Потом по широкой гранитной лестнице спустились на набережную Москвы-реки и, облокотясь на теплый камень парапета, молча глядели в тихую темную воду, в которой отражались первые электрические огни. Мысли о тайне, которую вдруг так необдуманно открыла Галя, наводили Игоря на разные ассоциации и воспоминания, и он неожиданно спросил:

- А как поживает твой дядюшка Коля Николаевич?

- Что-то у него на работе не ладится. Какие-то неприятности.

- А его роман с Ариадной продолжается или закончился?

- Роман? А ты откуда знаешь? - с напускным удивлением сказала Галя.

- Разве это тайна?

- Какой там роман! Просто легкий флирт или пошленький водевиль был.

- Был. Значит, все в прошлом. Я правильно тебя понял?

- Не знаю, - нехотя ответила Галя. - Кажется, да. А почему тебя это интересует?

- Так. Судьбы людские. Их надо знать, чтоб не повторять чужих ошибок.

Галя молчала. Ей казалось, что Игорь имеет в виду вовсе не Ариадну и Колю Фролова, а ее маму и своего отца. И она снова горько упрекнула себя за слова, которые сорвались у нее в порыве откровенности, сорвались и оставили в душе Игоря нехороший осадок.

Говорят, муж узнает об измене жены в последнюю очередь. Таково правило. Брусничкина оно не касалось, поскольку он во всех случаях жизни предпочитал исключение установленным правилам и стандартам. Об отношениях Ариадны и Коли Фролова он знал давно. По крайней мере, подозревал, догадывался, но конкретных улик избегал: щадил самого себя. Ревность он считал пережитком, зоологическим чувством собственника, провинциальной глупостью. Трезвым рассудком поведение жены находил естественным, хотя и не оправдывал ее. Лишь однажды посоветовал ей соблюдать приличия и не афишировать так открыто своих связей с каким-то прорабом, не компрометировать себя и мужа. Но прежде всего - себя, не забывать о своем достоинстве. Ариадна приняла этот разговор весело и обратила его в шутку, пропев: "Старый муж, грозный муж, ненавижу тебя, презираю любя…" - и тут же одарила старого, ненавистного мужа неподдельно нежным поцелуем. Тогда Леонид Викторович назвал Ариадну сиамской кошкой. Она была "удобной" женой, к ней он привык и расставаться с ней не собирался. В то же время был уверен, что и она от него никуда не уйдет. Любил ли он ее? Пожалуй, по-своему любил. Он хорошо знал ее слабости и в полную меру эксплуатировал их. Иногда на него находило рассудком отвергаемое им чувство ревности. Он злился, заливал это первобытное чувство вином и жаловался своему тестю на измену жены. Павел Павлович Штучко слушал его спокойно и добродушно, даже весело. Ни капельки сочувствия не выражали его хитрые, по-птичьи круглые глаза. Говорил своим негромким, вкрадчивым голоском: