АЛЕКСЕЙ СУКОНКИН - СПЕЦНАЗОВСКИЕ БАЙКИ 2

Война — это когда для счастья надо всего пять часов. Пять часов непрерывного сна. Совсем не нужны мягкие перины и подушки. Совсем не нужны верблюжьи одеяла. Нужно только пять часов, чтобы тебя никто не трогал. Можно мечтать только о пяти часах. Потому что шесть тебе никто спать не позволит. Ты уже слышал выражение «на том свете выспишься» — это про нас — чернорабочих войны.

Война — это когда разведчик Рожков на прошлом выходе натер себе кровавый мозоль купленными в магазине неуставными трусами. А вся рота наперебой предлагает ему вазелин с комментариями, как его нужно правильно применять. И все ржут до слез. Потому что юмор на войне позволяет хоть чуть-чуть сохранить самосознание. Рожков не злится. Ему больно ходить, но если он не выйдет на следующее задание, он упадет в собственных глазах.

Война — это когда ты уходишь на задание, а перед этим тупо смотришь на свой спальник и думаешь «а увижу я его снова?». Ты застываешь на миг над своим спальником и вспоминаешь, как в прошлом выходе помогал эвакуировать из леса трупы и раненых разведгруппы, попавшей в засаду. Ты помнишь, как трупы волоком тащили в таких же спальниках. Ты в нем жил, ты в нем и сдохнешь.

Война — это когда ты заходишь в дом, а там лежат недельной давности трупы. Ты спокойно перешагиваешь через одно тело, через другое. Запах еще тот, но тебя не рвет. На гражданке бы точно вырвало. А ты смотришь на тела и думаешь о том, что сегодня обед привезут только к вечеру. А жрать охота. Была бы еда, сел бы на ближайший труп и спокойно бы пообедал.

Война — это когда над головой прозвенела пуля, а ты даже не пригнулся. Раньше ты пригибался, а сейчас тебе это уже безразлично. Ты попадал под такой огонь, что только удивляешься, как живым остался, как в тебя никто попасть не смог. Спокойно целишься в стреляющего, и пускаешь в него ответные подарки.

Война — это когда ротный смотрит на вернувшихся с задания разведчиков, и против обыкновения даже не предлагает застегнуться и заправиться. После рейда это неуместно. А потом понимаешь, что это и раньше было неуместно, но таким способом командир просто держал всех в тонусе. Чтоб не расслаблялись. А сейчас расслабляться не дает сама обстановка.

Война — это когда ты думаешь, что у тебя больше нет сил идти вперед. Хочется просто упасть на землю, закрыть глаза и отдыхать, отдыхать. Ничего больше не надо. Организму нужен только отдых. А если отдыха не будет, то застрелите меня, как паршивую собаку. Но подходит командир группы, снимает с тебя рацию и говорит «вижу, что бить тебя бесполезно… потерпи, всем тяжело». А через три минуты ты проникаешься благородством его поступка и уважением, забираешь у него рацию назад и идешь как все. Всем тяжело, но идти надо.

Война — это когда смотришь на мирных жителей и думаешь, как же они живут среди всего этого: среди обстрелов, зачисток, бомбежек. Смотришь и понимаешь, что именно они страдают от войны больше всех. Ты хоть сам можешь иногда завалить своего врага, но они не имеют никакой возможности изменить ситуацию в свою сторону. Но тебе никого не жалко. У тебя уже нет чувств. Ты на войне, и если хочешь выжить — забудь о чувствах.

Война — это когда прапор с ПХД такой толстый, что в БМП может влезть только в кормовой люк — кажется, что он только жрет на своей кухне и больше ничего не делает, а когда в прошлый раз ты вернулся с группой с задания, он вылез из палатки с бутербродом с колбасой в руках и сказал, что на кухне уже ничего жрать не осталось. Все смотрели на этот бутерброд и думали только об одном. Жаль, что ротный заставил сдать оружие прежде, чем все пошли на ПХД. Лично бы пристрелил этого жирного борова.

Война — это когда до конца командировки осталось три недели, и ты впервые за всю командировку вдруг допускаешь осторожную мысль, что, может быть, ты вернешься домой живым. И эта мысль настолько начинает точить сознание, что порой просто невмоготу. Страшно ходить на задания. Страшнее, чем в первый раз. Наверное, начинаешь перестраиваться на мирные рельсы. Но до конца войны еще все равно далеко. Это самый тяжелый период. Многие сломались именно в эти две-три последние недели.

Ты заходишь в свой дом, поднимаешься на свой этаж, и чувства переполняют тебя. Чувства возвращаются в твое искалеченное сознание. Ты снова можешь любить, снова можешь сопереживать, снова можешь чем-то брезговать. Ты подходишь к двери своей квартиры, за которой твоя семья, и боишься войти. Ты уже другой. Права была бабушка, которая сказала на проводах маме «таким ты его больше не увидишь». И ты знаешь, что ты уже другой. Ты знаешь, что если ты вернулся, то перед тобой длинная и богатая на события жизнь. И как ты ее проживешь, теперь зависит только от тебя самого. Звони в дверь и заходи. Война закончилась. Впереди жизнь. И тебе только девятнадцать.

Игорек попал в армию, как и все — призвали, он и пошел. Особо косить было не от чего. Чего там в армии бояться? Жизнь российской глубинки в 1994 году больше напоминало выживание, а в армии тебя и обуют и оденут и покормят. Поэтому он шел служить даже с желанием — да и хотелось мир посмотреть. Военком сказал, что служить Игорек будет в пределах Приморского края, но с учетом того, что из своего родного Арсеньева он никогда не выбирался, и это для него было чуть ли не заграницей.

Игорь попал служить в мотострелковую дивизию на станции Сибирцево — почти восемьдесят километров от дома, далеко. Родные на присягу не приехали — концы с концами бы свести, не то что по всяким присягам разъезжать…

Однако в Сибирцево долго служить не пришлось. Пару месяцев спустя, сразу после Нового года, в казарму заявился сам командир полка, построил роту молодого пополнения и прямо спросил:

— Кто желает поехать в командировку искать упавший самолет — два шага вперед!

Это было интересно, и Игорек тут же отчеканил положенное. Да, собственно, вперед шагнула вся рота. Ничего себе! Искать самолет! Это же целое приключение!

Дальше началось самое интересное. Роту молодого пополнения и еще роту бойцов, отслуживших уже полгода, погрузили в машины и повезли на аэродром в Воздвиженке, что под Уссурийском. Потом всех погрузили в огромный транспортник Ил-76. Это вообще было круто — Игорек до этого никогда раньше не летал на самолете. А вот попал в армию — и на тебе, пожалуйста, на самолетах возят…

Правда, в воздухе было холодно. Кабина огромная, не отапливаемая… Игорек набрался смелости и поднялся к пилотам. Там вообще было интересно — всякие приборы, штурвалы, облака видать… а пилоты в это время пили водку, разливая по малой, и закусывая красной рыбой.

— Тебе чего, боец? — спросил Игорька штурман.

— Ничего…