Вацлав Билиньский - Шестая батарея

— Теперь мы можем поговорить спокойно. — После некоторого колебания спросил: — Если мне не изменяет память, мы уже знакомы?..

Смельчак едва заметно улыбнулся:

— Маневры в тридцать пятом году…

— Да, действительно, — обрадовался хозяин. — Прошу вас, майор, присаживайтесь. Как говорится — сколько лет, сколько зим…

Они сели друг против друга. Смельчак — строго официальный и как бы настороженный — испытующе присматривался к новому начальнику.

У полковника было красивое, с заостренными чертами, усталое лицо и совершенно седая голова. Если бы не мундир, его можно было бы принять за дипломата или актера. У него отсутствовали армейская осанка, военная выправка, которые вырабатываются за долгие годы службы.

Хозяин квартиры так же внимательно наблюдал за майором.

— Я уже давно хотел побеседовать с вами, — обратился он к нему, угощая сигаретами. — Вам сообщали об этом?

Смельчак кивнул и начал было оправдываться:

— Раньше никак не мог… Мое нынешнее положение не позволяет мне… Я ведь подвластен…

— Конечно, конечно… — понимающе кивнул полковник. — Но мой предшественник, а ваш, насколько мне известно, друг оставил мне дела в состоянии… как бы поточнее сказать, не очень понятном. Поэтому и приходится начинать с личных бесед, которые, надеюсь, помогут войти в курс дел.

Смельчак додумал о предыдущем начальнике: тот всегда умел устраиваться! Сейчас он уже далеко отсюда. «Как это он тогда выразился?.. — злорадно пытался вспомнить майор. — Ага… «В эти тяжелые для отчизны времена наша обязанность — оставаться здесь, в стране…»

Скрывая свое истинное отношение к бывшему «другу», майор спросил:

— Как он там, что-нибудь известно?

— Да… До Англии долетел благополучно. Могу себе представить, как он полезен там сейчас… — Полковник усмехнулся какой-то неожиданно пришедшей ему в голову мысли. — Вы, кажется, очень удивились, узнав, что вместо него назначен я…

Смельчак слегка прищурился.

— Честно?

— Конечно…

— Значительно меньше, чем тогда, когда услышал, что вы помогаете коммунистам.

Это замечание пришлось явно не по вкусу хозяину.

— Вопрос тактики, — поморщился он и тут же перевел разговор на другую тему: — Давайте-ка перейдем к делу… Расскажите, пожалуйста, о результатах вашей работы.

Смельчак восстанавливал в памяти сухие, сжатые фразы из последнего донесения, подготовленного уже довольно давно. Говорил тихо, монотонно. Полковника от него закрывала завеса табачного дыма. Казалось, что все внимание того поглощено висевшей за спиной Смельчака картиной.

— Следовательно, вам удалось внедрить наших людей почти везде? — спросил он, когда майор умолк.

— Так точно. Мои люди есть и в учебном отделе, и в интендантстве, были и в отделе политико-воспитательной работы. К сожалению, в последнее время…

— Знаю, — прервал его полковник. — Следует ли из вашего доклада, что училище готово к возможному выступлению?

Смельчак заколебался:

— Думаю, что нет…

— Да-а-а?! — удивился полковник.

Чтобы избежать дальнейших вопросов, майор пояснил:

— У нас достаточно сильная организация. Все училище охвачено конспиративной сетью. Однако я считаю, что мы не везде владеем положением…

— А каково влияние коммунистов?

— Наша организация сильнее.

Полковник поднялся и начал размеренно расхаживать по комнате.

— Как позволите понимать вас, майор? Вы утверждаете, что перевес сил на нашей стороне, но одновременно исключаете возможность проведения любой серьезной операции…

Смельчак хотел было что-то ответить, но полковник перебил его:

— Это удивило меня уже при чтении ваших донесений. Именно поэтому хочу, чтобы вы разъяснили мне некоторые вещи. Это же парадокс: люди есть, организация есть, а сделать ничего нельзя!

Смельчак покраснел. Он не привык к такому тону. Откашлявшись и стараясь сохранять спокойствие, начал объяснять:

— Я, пан полковник, старый конспиратор, еще со времен первой мировой войны. Позже имел возможность изучить и применять на практике методы борьбы с подпольщиками. Можно сказать, что в этом деле я собаку съел. Да и моя деятельность во время последней войны свидетельствует о том, что я не привык сидеть сложа руки. Поэтому утверждаю: моя оценка правильная. Подавляющее большинство курсантов пассивны, аполитичны, что и являются основным препятствием для проведения какой-либо операции… Нет никакой ясности, как поведет себя основная масса, за кем пойдет…

Полковник прервал хождение и, вернувшись на прежнее место, достал новую сигарету.

— А откуда берется сия аполитичность? Это что — следствие психологического террора?

Смельчак неожиданно вспылил:

— Поляки никогда не страшились террора! В данном случае мы имеем дело с чем-то другим. Порой мне кажется, что нынешняя молодежь-духовно мертвое и безыдейное поколение… Прогнившее… И поэтому наши идеи не увлекают его.

— Ах так… — На лице полковника появилось скептическое выражение. — А не думали ли вы, майор, что идеи, которые не увлекают, становятся утопией?

Полковник, сподвижник Пилсудского и член ППС, был в довоенной армии популярной личностью. За ним утвердилась слава «мошенника в политике». Слыл либералом и масоном. Но сейчас многие деятели подполья видели в нем человека, которого можно привлечь к борьбе с коммунизмом. Смельчак, однако, не очень-то верил ему. Чувствовал, что тот лавирует, балансирует, выжидает. Когда стало известно, что полковник оказывает подполью неоценимые услуги, преодолел это недоверие. Теперь же, после его высказываний, оно возникло снова.

«Циник, скептик, — думал он о нем, — ни во что не верит… Гнилой, как все парламентские деятели».

— Как мне понимать ваши слова? — Смельчак еле сдерживал гнев.

Полковник со снисходительным выражением на лице объяснил:

— Согласитесь, майор, что идея — понятие абстрактное. А в нашей деятельности абстракциям не должно быть места. Люди во время этой войны «перебродили». Вы меня понимаете? Поэтому ваши идеи могут прийтись им не по вкусу, или же коммунисты переплюнут вас по этой части и подбросят им более привлекательные… Великая держава, великая Польша… Все это старо, и лучше выбросить такие идеи на свалку. Сегодня мы должны привлекать людей чем-то иным. Ими движут амбиции, интересы, ненависть, страх… Но вернемся к делу. Так что же вы предлагаете — бездействовать?

Смельчак энергично запротестовал:

— Ни в коем случае. Это означало бы капитуляцию. Тем более что влияние коммунистов, к сожалению, возрастает. Их пропаганда приносит свои плоды…

— Неужели?

Смельчака даже передернуло от этой реплики, но он тут же взял себя в руки и продолжал: