Вацлав Билиньский - Шестая батарея

Слышно, как кто-то бежит по лестнице. Из глубины коридора появляется Мешковский. Видно, что он сильно взволнован.

— Хорошо, что ты здесь, — говорит он, увидев Брылу. — У меня скверная новость.

— Что такое?

— У нашего старшины фамилия вовсе не Зубиньский… Это — довоенный офицер охранки. Мне только что рассказал об этом знакомый подофицер. Сведения достоверные, он знает его уже много лет.

Известие обрушивается на Брылу и Казубу как гром среди ясного неба. Какое-то время оба молчат, потом хорунжий стучит себя по лбу:

— А я, осел, никогда не подозревал его! А ведь и стенгазета и листовки наверняка дело его рук…

— Его необходимо арестовать, — горячится Мешковский, — и немедленно…

Казуба не дает ему закончить:

— Послушайте! Зубиньский с полчаса назад отправился в тюрьму якобы занести караульным ужин…

Мешковский на полуслове перебивает его:

— Вы обратили внимание, как он настойчиво подсовывал кандидатуру Чарковского вместо меня? Может, за этим что-то кроется…

Брыла уже взял себя в руки.

— Надо немедленно идти туда. Ты, Казуба, вызове дневального, пусть подежурит здесь, а я пойду возьму несколько человек…

— Я тоже с вами, — говорит Мешковский.

Хорунжий колеблется, потом говорит:

— Хорошо… Можешь пригодиться…

— Предупредить кого-нибудь? — размышляет вслух Казуба.

— Нет времени, дорога каждая секунда. Прикажи своему заместителю: пусть поднимет на ноги оперативный отдел и дежурную батарею. Всякое может случиться…

Через несколько минут из училища вышел небольшой отряд: три офицера и шесть курсантов. Брыла, отобрав из числа караульных самых надежных, объяснил, что им предстоит арестовать предателя, который проник в батарею и намеревается помочь энэсзетовцам захватить тюрьму.

Казуба предупреждает:

— Будьте внимательны и осторожны. Может, придется применить оружие…

Отряд быстро пересекает широкую улицу, ведущую от училища к железнодорожной станции, затем сворачивает направо, в темные закоулки пригорода. Хотя время еще не позднее, кругом ни души. Из-за забора вылетает кудлатый пес и провожает бойцов яростным лаем. Наконец из темноты появляются ярко освещенные ворота тюрьмы. Перед ними, согреваясь, притоптывают двое часовых.

Казуба останавливает отряд. Вдвоем с Брылой подходят к часовым. В этот момент со скрипом открывается окошечко в воротах, появляется лицо Добжицкого — он удивлен неожиданной проверкой.

Обменявшись паролем и отзывом, офицеры шепотом переговариваются, затем Казуба дает знак, чтобы подошли Мешковский и курсанты.

Мешковский с облегчением думает: «Положение не безнадежное. Даже если они сейчас нападут, продержимся до подхода подкрепления».

Зубиньский пришел в тюрьму двадцатью минутами раньше. Привел с собой Ожгу, навьюченного термосами с горячим ужином.

— А-а-а… Старшину, да еще с горячим ужином, всегда пропустим, — пошутил Добжицкий.

Проходя мимо него, Зубиньский буркнул:

— Пока останьтесь здесь, у ворот…

Добжицкий торчал на морозе, ломая голову, чем вызван приказ Зубиньского.

Часы показывали десять минут восьмого. Операция должна была начаться в восемь. Добжицкий замерз и искал предлог, чтобы вернуться в караульную. Вдруг услышал чьи-то шаги. Подошли Брыла и Казуба.

«О черт, — забеспокоился он, — они могут нам помешать».

Но тут же успокоился. Обычное дело — дежурный офицер и начальник караула проверяют отдаленные посты. Правда, странно, что они пришли сегодня так рано.

Обычно поверяющие появляются поздно ночью, когда часовых больше всего клонит в сон…

«Решили облегчить себе жизнь, — успокаивал себя Добжицкий. — Конечно, удобнее сделать обход вечером, а потом спокойно спать. Но сегодня вам поспать не придется…»

Когда же из темноты вынырнул Мешковский с группой курсантов, иллюзии его рассеялись. Стало ясно, что дело осложняется. Это была не просто проверка. А когда Брыла поинтересовался, где старшина, сомнений не осталось — грозит провал.

«Неужели Чарковский предал? — подумал Добжицкий, но сразу же отбросил эту мысль. — Нет, здесь что-то другое, что-то случилось в последний момент». Он трезво оценил силы. Преимущество не на их стороне. Надо как-то предостеречь Смельчака.

Тем временем Брыла давал новые распоряжения:

— С вами, Добжицкий, останется подпоручник Мешковский. Разведите дополнительных часовых по постам.

Мозг Добжицкого лихорадочно работал. Да! Это явный провал. Кто-то выдал Смельчака. Даже если он попытается предупредить его, эти трое без труда справятся с ним. Нет, об этом не может быть и речи! Пусть Смельчак спасается сам. А ему надо поскорее сматываться!

Командир батареи и Брыла, прихватив одного курсанта, направились к главному корпусу тюрьмы.

— Что случилось? — допытывается Добжицкий у командира взвода.

Мешковский в нескольких словах рассказывает ему о Зубиньском.

«Обо мне они, слава богу, ничего не знают», — с облегчением констатирует Добжицкий. Но все равно он неотступно думает о побеге — ведь в любой момент может всплыть и его фамилия,

К воротам они возвращаются вдвоем. Вдруг до них доносятся едва слышимые, заглушаемые толстыми стенами звуки выстрелов. Мешковский останавливается, чутко прислушиваясь. Звон разбитого стекла и чьи-то крики доносятся со стороны главного корпуса. Видимо, Смельчак не хочет сдаваться.

У Добжицкого мелькнула было мысль пальнуть из автомата в стоящего рядом офицера, а потом прорваться мимо ошеломленных часовых за ворота. Но события подсказывают другой, более легкий выход.

— К воротам! — командует ему офицер. — Отвечаете за этот пост головой! — А сам бегом возвращается в караульную.

Добжицкий уже принял решение. Подбегает к воротам. Часовые перепуганы.

— Что это? Кто-то стрелял? — обеспокоенно спрашивают они.

— Слушай мою команду! Никого не впускать и не выпускать! — кричит на ходу Добжицкий. — Тревога! Я сейчас вернусь с подкреплением…

И он исчезает в темноте. Вначале бежит в сторону училища, затем резко сворачивает в какой-то двор, перемахивает через забор в сад, пробирается по глубокому снегу и выходит на узкую, петляющую по пригорку стежку. Замедляет шаг, от усталости и возбуждения дышит тяжело и прерывисто. Отойдя от тюрьмы примерно на километр, оглядывается… Внизу лежит город. Луна уже заходит. Сейчас она его союзник. Впрочем, пока они там разберутся… Можно перевести дух. Слава богу, с училищем все покончено. Наконец-то он сбросил с себя это ненавистное ярмо. И снова свободен! Добжицкий любовно поглаживает приклад автомата — теперь пригодится. Еще один взгляд назад — и в путь!

«Что и говорить, я родился в рубашке, — думал он, — Смельчак наверняка уже отправился в мир иной. Может, даже в сопровождении Чарковского и кого-нибудь из коммунистов. Ведь он просто так не сдастся… Хотя теперь уже все равно. Сейчас самое главное — поскорее добраться до какого-нибудь отряда в лесу. Потом перебраться через линию фронта и… начать новую жизнь».