Станислав Бискупский - Парни из Островецких лесов

Война стальным грохотом вторглась в их лес, в их дома, в их жизнь. Былые забавы представлялись теперь какими-то далекими и несущественными.

Жизнь ежедневно ставила перед ними все более трудные и важные проблемы, которые они пробовали решать. Мир их был небольшим, но сложным; он замыкался главным образом в Островце и прилегающих к нему лесах. Тем не менее они знали, что этот мир не единственный: где-то за Островцом есть люди, которые руководили также и их жизнью. Из ближних и дальних районов доходили сведения о растущей силе сопротивления, увеличивающемся числе польских и советских партизанских отрядов.

Русских в то время еще хорошо не знали. Ходили разные слухи. Особенно в первые годы войны можно было услышать язвительные замечания о том, что они небритые, что шинели у них необшитые, а штыки привязаны шнурками… А в таких неподшитых шинелях нельзя выиграть войну. С тем большим удивлением обсуждались приходящие позднее с Восточного фронта известия о том, что Советы гонят гладко выбритых гитлеровцев. Первоначальные расчеты доморощенных знатоков военного искусства рассыпались в прах перед лицом фактов, подтверждение которых можно было найти даже в сильно завуалированных сообщениях немецкого верховного командования, помещаемых в местных газетенках.

В этом трудном для восприятия мире неисполнившихся предсказаний и неожиданных событий парни из Островецких лесов пробовали узнать, что такое правда. В этом помогали им старшие товарищи: Длинный Янек, Дядя, Быстрый, Фелек, Антек и другие.

В лесной чаще запутанных вопросов и проблем нетрудно было заблудиться без проводников.

На лесных тропинках произошла встреча с организацией «Свет». Было неизвестно, как о ней судить. Постепенно ее узнали лучше: под этим названием скрывались люди с такими же целями, которые поставила перед собой Армия Людова. Подозрительность сменилась сердечностью, которая спаяла обе организации в единое целое.

Трудная и удивительная была эта жизнь. Но и в этой лесной чаще молодежь чувствовала себя все увереннее, все надежнее для нее становились партизанские стежки.

По-настоящему еще никто точно не знал, что и как, но партизанское чутье подсказало, что предстоит что-то важное.

В тени приземистой сосны проходило совещание. Горец в задумчивости гладил свои розовые щеки и всматривался в извилистые линии, начерченные палкой на песке Локетком из отряда «Свет». Береза, напоминавший Юреку своей внешностью Костюшко, портреты которого он встречал в школьных учебниках, горячо спорил с Сашкой. Сашка, присев на одно колено, внимательно всматривался в появляющийся на песке рисунок и гладил рукой свои темные волосы, что всегда означало его полное внимание и сосредоточенность.

Нетрудно было догадаться, что подобная встреча опытных командиров и их отрядов не носила характера приятельской беседы, что за этим скрывалась какая-то цель, известная только этим четверым, сидящим под сосной.

Вид партизан производил сильное впечатление. Такой массы лесного войска, собранного вместе, Юреку еще не приходилось видеть. Партизаны расположились кто где мог, но отдавали предпочтение местам под деревьями или кустами: партизанская привычка. Солнце, дождь, засада ли — самое хорошее место.

Юрек вместе со Здзихом расположились под молодой сосенкой. Клен, опершись о ствол дерева, держал в губах стебель травинки и весело поглядывал в сторону приятелей. Безымянный расположился, как всегда, на некотором удалении, полностью углубившись в добытый откуда-то потрепанный довоенный «Устав пехоты».

Кен проводил занятия. В центре лежала разобранная винтовка. Вызываемые по очереди партизаны который раз подряд повторяли операцию по сборке оружия.

— Затвор состоит из следующих частей… — Лев прижал пожелтевшим от табака толстым пальцем стальную деталь и вынул затвор.

Сикорский, пододвинувшись ближе к Кену, смотрел внимательно, боясь что-либо пропустить. Это был паренек со слегка веснушчатым лицом и по-детски наивными голубыми глазами. В отряд Горца он пришел еще в 1943 году. Горец со своим отрядом находился в лесу, когда ему доложили, что часовые задержали какого-то мальчика.

Вскоре он, босой и оборванный, предстал перед ним, трясущийся немного от холода и слегка от страха. Над исхудавшими, впалыми щеками светились глаза, говоря о том, что хлопец простужен и голоден. Он был родом из-под Опатува. Горец распорядился накормить его и достал откуда-то немного поношенные ботинки и залатанную одежду. Когда уже казалось, что вопрос с ним на том и кончится и паренек пойдет себе, откуда пришел, он неожиданно появился перед Горцем.

— Ко-ко-командир, — сказал он, заикаясь, — мо-мо-можно ли мне о-о-остаться в вашем отряде?

Глаза его выражали такую горячую просьбу, что трудно было отказать ему. К тому же он просто не знал, куда ему идти. Горец принял его в свой отряд. С тех пор паренек ходил за ним как тень. Под его опекой командир мог чувствовать себя в безопасности. Однажды Горец вызвал его к себе.

— Ну так что ж, — сказал он, — ты теперь уже старый партизан и поэтому должен иметь псевдоним. Как бы ты хотел называться?

— Си-Си-Сикорский, командир!

И стал Сикорским.

Горец не ошибся в нем. Мальчик был всегда готов выполнить любой его приказ. Когда в ходе постоянных реорганизаций ему грозил переход в другой отряд, он глядел на командира без единого слова, но таким взглядом, что было бы преступлением удалить его от себя.

Лев, усвоив принцип взаимодействия отдельных частей затвора, положил его на траву.

— А как называется эта часть? — Кен окинул взглядом всех присутствующих и остановил его на Сикорском.

Паренек покраснел, глубоко вздохнул: — Это вы-вы-вы…

— Это тебе не автомат, — сказал Клен и засмеялся.

— Помолчал бы! — Здзих холодно поглядел на Клена.

Сикорский никогда не обижался на подобные шутки, но Здзиху всегда казалось, что они сильно ранят мальчика.

— Прекратить разговоры, — вмешался Кен. Сикорский тем временем пришел в себя.

— Это выбрасыватель, — без запинки выпалил он, и губы его в радостной улыбке разошлись от уха до уха.

— Ну как, Клен, видал? — встрепенулся Здзих.

— Молодец! — сказал Кен. — Кто еще раз повторит?..

На другой стороне поляны неожиданно раздалась песня:

«Калинка, калинка, калинка моя…»

Пели советские партизаны, которых судьба разными дорогами привела в Островецкие леса. Это были главным образом бывшие пленные, сбежавшие из лагерей и тюрем. Некоторые из них пришли из-за Вислы и, как гласила молва, ненадолго задержались здесь, с тем чтобы в соответствии с полученным приказом выступить куда-то в Прикарпатье. Были среди них парни рослые и крепкие, были также и небольшие ростом, но стойко переносившие тяготы и лишения дальних переходов без отдыха, голод и непогоду, бессонные дни и ночи.