Павел Павленко - Мартин Борман: «серый кардинал» третьего рейха

К лету 1941 года Борман поставил конфискацию церковного имущества на широкую ногу: в западных областях Германии реквизиции подверглись тридцать пять монастырей; в епархии Бреслау зарегистрировано более шестидесяти актов конфискации; в Австрии — более двухсот. Протесты и обращения в суд не помогали. Лишь в нескольких случаях у истцов оставалась надежда со временем добиться своего, но затягивание слушаний в суде грозило сделать процессы бесконечными. И все-таки в июле 1941 года случилось то, чего Гитлер хотел избежать во что бы то ни стало: разразился громкий скандал. Все началось с мюнстерского епископа графа Клеменса Августа фон Галена, в епархии которого гестапо реквизировало восемь монастырей. В своих проповедях он заявил, что национал-социалисты осуществляют гонения против христиан и церкви, а также убивают людей, страдавших душевными расстройствами, в ходе реализации проекта «Эйтаназия». Зарубежная пресса запестрела соответствующими сообщениями, а внутри страны его проповеди расходились по рукам в нелегальных рукописях. 15 августа 1941 года Борман записал в дневнике: «Остается ждать шагов фюрера против епископа — вполне подошел бы смертный приговор. Но в условиях военного времени такая мера может оказаться нежелательной».

Действительно, Галена лишь посадили под домашний арест и запретили покидать свою резиденцию. Тем не менее глава партийной канцелярии разослал гауляйтерам извещения о том, что фюрер распорядился [302] временно прекратить конфискации имущества церкви и монастырей. В особых случаях, когда реквизиция представлялась необходимой, следовало обращаться к фюреру — естественно, через партийную канцелярию.

Как обычно, Гитлер предпочитал оставаться в стороне. Когда его бывший вице-канцлер Франц фон Папен нанес визит в ставку фюрера и завел разговор о Галене, Гитлер ответил, что распорядился покончить с этой «чепухой», приказав Борману распространить соответствующий циркуляр. Однако Ламмерс проговорился фон Папену, что Борман сопроводил приказ фюрера пояснением, предписывавшим гауляйтерам не воспринимать запрет всерьез. В таких случаях шеф партийной канцелярии становился ширмой для своего хозяина и отлично понимал, что тем самым доказывает свою незаменимость.

Гитлер из осторожности не стал вмешиваться в конфликт между Борманом и гауляйтером Аугсбурга Карлом Валем. Когда эмиссар Бормана передал гауляйтеру требование начать активные действия против монастырей, тот возразил, что у начальника партийной канцелярии, по-видимому, не все в порядке с головой, если в военное время он рискует сеять раздоры внутри страны. Посланец заметил, что программа отчуждения монастырских земель — любимое детище Бормана, но Валь остался тверд в своем решении. Рейхсляйтер НСДАП направил к строптивому гауляйтеру другого эмиссара и пригрозил большими неприятностями, но тот вновь не поддался и счел за благо строго придерживаться указов фюрера. Гитлер же решил даже разбирательство с Галеном отложить до окончания войны. Он последовал совету Геббельса, предупредившего, что в случае ареста епископа возможны серьезные беспорядки — в военное-то время! — не только в Мюнстере, но и во всей Вестфалии. [303]

Мюнстерский округ, среди населения которого преобладали католики, никогда не был плодородной почвой для национал-социалистской идеологии. Гауляйтер Альфред Майер чувствовал бы себя гораздо комфортнее на этой должности, если бы объектом для своих нападок Борман выбрал не христиан, а кого-нибудь другого. Когда псевдопротестантский епископ Людвиг Мюллер попытался создать «церковь рейха», чем вызвал ярость среди протестантов, Майер предложил пойти на компромисс. Именно в это время Борман, присвоивший себе роль партийного «папы», решил: пришла пора объявить, во что призывает верить национал-социализм. Подробный ответ Майер, как и другие гауляйтеры, получил в июне 1941 года в виде циркуляра «Отношения между национал-социализмом и христианством».

В предисловии вновь утверждалось, что идеи национал-социализма и христианства несовместимы. По мнению Бормана, церковь пренебрегала личностью и добивалась власти именно за счет того, что подавляла в человеке гордость, самоуважение и самостоятельность. А национал-социализм опирался на научные принципы и потому превосходил христианство, на самом деле являвшееся лишь разновидностью иудаизма. Теологию Борман объявил лженаукой. Бога же он готов был признать: «Тот, кого мы называем Всевышним, или Богом, есть сумма законов природы, управляющих развитием неисчислимых планет Вселенной и определяющих судьбу всего живого — от микроба до человека — и неживого мира».

Впервые в истории Германии церковь была официально отделена от государства. «Только правительство и партия вправе руководить народом. Влияние церковников — наравне с астрологами и прочими мошенниками — надлежит искоренить».

Не вдаваясь в детали, Геббельс — уж он-то кое-что смыслил в пропаганде — в беседе с Борманом мягко [304] заметил, что неблагоразумно в военное время проводить столь яростные выпады против церкви. Присутствовавший при этом Розенберг назвал такие внутрипартийные циркуляры неприемлемыми и торжествовал, видя выражение растерянности на лице Бормана, которому нечего было сказать в ответ. Оказалось, что Гитлер тоже высказал рейхсляйтеру НСДАП неудовольствие по поводу излишней спешки в этом вопросе и приказал изъять разосланные гауляйтерам копии. Тут-то и выяснилось, что автором текста был якобы не Борман, а его помощник, который и понес соответствующее наказание: сменив коричневую форму на защитно-серую, он отправился на фронт. Однако терминология в стиле лозунгов, очень примитивная аргументация и ущербность идей явно указывают на авторство рейхсляйтера НСДАП. По-видимому, клерку поручили отредактировать текст, ибо Борман не отличался грамотностью. Исполнителя в конце концов и выставили виноватым.

И все же это событие не отбило у Бормана желания заниматься идеологической работой. Так, он ввел в школах изучение дополнительного курса «Афоризмы национал-социализма» — то есть отрывки из этого учебника следовало зачитывать на утренних политических занятиях и «классных часах». Вместе с тем Борман разослал гауляйтерам инструкцию, в которой призывал их воспрепятствовать склонности многих членов НСДАП к придумыванию партийных ритуалов наподобие церковных церемоний, ибо видел в этом замену осознанной приверженности научным принципам на бездумное следование догмам в стиле культового религиозного поклонения.

Более того, Борман решил, что сообщать горестную весть о гибели солдата должен не священник, а представитель партии. «Но почему священнику не остаться вестником несчастья?» — недоумевал Геббельс, самый последовательный оппонент рейхсляйтера [305] НСДАП в вопросах религии (возможно, причиной тому была детская мечта стать священником). Однако министр пропаганды расходился с Борманом не в целях, а в методах: религию следовало искоренить, но форсировать события именно в тот момент было ни к чему. Он полагал, что после войны сломить церковь будет легче.