Николай Стародымов - Киднеппинг по-русски

Нельзя сказать, что Александр очень уж интересовался политикой. Он считал, что его дело уголовников ловить, а не в партийном пасьянсе разбираться. Но не интересоваться политикой вовсе в наше время попросту невозможно… Так что в отношении Чечни у Максимчука тоже сложилось свое личное мнение. Только Александр не особенно стремился его афишировать. Он был твердо убежден — Россия пытается уподобиться тому слону, который лично решил провести ревизию в посудной лавке.

…Среди камуфлированного воинства человек в цивильном платье всегда чувствует себя неловко. В самолете людей не в униформе было всего несколько. Потому они непроизвольно постарались расположиться в салоне вместе. Так Александр оказался рядом с девушкой лет двадцати трех — двадцати пяти. Поначалу он и внимания на нее особого не обратил — сидишь, мол, рядом, ну и сиди. А сам размышлял все о том же, о предстоящих действиях в Грозном.

— Ну и вояки, — услышал он вдруг сказанные вполголоса слова.

Скосив глаза, Максимчук проследил за взглядом девушки. В руках одного из офицеров была бутылка. Он расплескал водку в несколько пластмассовых стаканчиков, подставленных ему соседями.

— Ну и что? — усмехнулся Александр. — Употребляют мужики. Что вы в этом видите такого уж зазорного?

В трюме самолета было довольно шумно от ревущих за бортом турбин двигателей. Доносился даже свист рассекаемого крыльями воздуха. В гражданских самолетах летать куда комфортнее.

Потому Александр говорил громко, напрягая голос. Девушка расценила это как резкий ответ на свои слова. Она с насмешкой взглянула на него:

— А вы что же, тоже из этих?..

— Нет, я из других. Просто я за справедливость. Я не понимаю, чего такого уж кошмарного в том, что мужчины, отправляясь в командировку, выпьют по глоточку горячительного… Можно подумать, что женщины, проводив мужей в командировку, пьют только чай и минеральную воду… — добавил Александр, вспомнив домашнюю сцену.

— Не только, — согласилась девушка. И добавила с подчеркнутым презрением в голосе: — Просто я вообще не люблю это вооруженное быдло.

Разговор становился интересным. Александр повернулся к ней, насколько ему позволила груда огромных тюков, наваленных в проходе.

— Любопытное заявление… И за что же они у вас в такой немилости?

— За все. За то, что они вообще существуют, эти откормленные недалекие дармоеды.

Александр рассмеялся:

— Наверное, кто-нибудь из военных вас когда-то обманул как женщину.

Она окатила его ледяным взглядом:

— Да я на пушечный выстрел не подпущу к себе ни одного из них. И потом, если бы ваше предположение имело под собой почву, я бы не стала об этом распространяться первому встречному.

Александр ей не поверил. Отметил про себя, что, скорее всего, в ее прошлом был какой-то неудачный роман с неким лейтенантом. Но тему развивать не стал. Ему было любопытнее другое.

— Простите, девушка…

— Валентина.

— Простите, Валентина, могу я поинтересоваться, кем вы работаете?

— Конечно, можете. Мне своей профессии нечего стыдиться. Я свободная журналистка. Работаю на ряд демократических изданий, в том числе и на зарубежные.

Она произнесла это подчеркнуто небрежно. Вот, мол, я какая, не тебе чета.

— Понятно, — так же небрежно кивнул Максимчук, не доставив ей удовольствия насладиться его восхищением. — Везет мне что-то последнее время на вашего брата, — добавил он, вспомнив прерванное интервью с корреспондентом «Красной звезды».

— Что вы сказали?

— Да нет, это я так, про свое… — Он понимал, девушка ожидает, что он начнет заступаться за выпивающих офицеров и за армию в целом. А потому заговорил совсем о другом: — Значит, коль вы являетесь представительницей свободно-демократической прессы, вы тоже повинны во всей вакханалии, что сейчас вокруг нас творится.

Такого поворота беседы Валентина от него явно не ожидала.

— В какой вакханалии я повинна? Где творится? Что вы имеете в виду?

— Как это в какой? Да во всем этом бардаке, что в стране происходит. Большевики за первые пять лет после окончания гражданской войны восстановили и накормили страну после жесточайшей разрухи и нашествия «двунадесяти языков». А вы за те же пять лет сумели развалить одну из величайших держав мира, сведя ее сразу на уровень «банановой республики» третьего сорта. Что, не так разве?

Журналистка, ошарашенная его напором, растерянно глядела на любезно улыбающегося Александра. Но и сдаваться не собиралась. Решила ответить. Да вот только аргумент нашла слишком затрепанный:

— Да, большевики страну накормили. А потом был тридцать второй год. Когда люди друг друга ели…

— Да, голод был. С этим никто не спорит. Но ведь и экономическая изоляция была, и небывалая засуха, и саботаж, и преступность… Валюша, не нужно говорить лозунгами, мы в них все поднаторели.

Я сейчас вам расскажу про индустриализацию, советские тракторы и танки, про самолетостроение и освоение Арктики… А вы мне про культ личности, кукурузу и сверхмилитаризацию экономики… Ничто и никогда, нигде и ни при каких обстоятельствах не бывает однозначно хорошо или однозначно плохо…

— Значит, и нынешние перемены тоже не так уж плохи? — победно улыбнулась она.

— Конечно. Обратного никто и не утверждает. Когда сейчас я еду в поезде, а на каждом полустанке прямо к вагону бабульки выносят и уговаривают купить водку, пиво, яблоки и вареную картошку — спорить не стану: это, бесспорно, великое завоевание демократии.

— И это все достижения, которые вы видите?! — задохнулась от возмущения Валентина. — А свобода слова? А возможность выбирать на руководящие посты достойного представителя из нескольких кандидатов? А возможность свободного выезда за границу? А возможность для самовыражения представителей творческих профессий? Вы все это сбрасываете со счетов?..

— Хорошо-хорошо, признаю за вами еще несколько достижений. В частности, право на расстрел неудобного парламента. А также параллельно — разгул преступности, коррумпированность государственного аппарата, всеобщее обнищание народа, падение культуры и нравов, порнография и проституция… Продолжать или как?

— Все это было и при коммунистах.

— Было. Но не все. И не с таким размахом. И не так бесстыдно-демонстративно. И при абсолютных гарантиях достаточного уровня жизни народа… Впрочем, я думаю, на этом можно остановиться, потому что это разговор бесконечный. Знаете, мне очень понравилась одна восточная притча. Пришли к султану двое мужчин и просят их рассудить. Один рассказал суть спора. Султан говорит: ты прав. Второй рассказал. Султан говорит: и ты прав. Визирь ему подсказывает: не может такого быть, чтобы они оба были правы. Султан обернулся к нему и говорит: и ты прав. Понимаете? Ни на что, абсолютно ни на что на белом свете нет и быть не может одного, единственно верного взгляда… Надеюсь, вы согласны со мной?.. Ну тогда есть предложение прекратить спор на политические темы. Согласны? Меня, должен признаться, сейчас куда больше интересует, почему вы так плохо отзываетесь о военных?