ВОЛЬФЗАНГЕР ВИЛЛИ - БЕСПОЩАДНАЯ БОЙНЯ ВОСТОЧНОГО ФРОНТА

Больше половины немецкой армии на востоке, почти два миллиона солдат своевременно попада­ют в сферу влияния западных союзников. Разбитых агрессоров — чаще всего с полным основанием — постигла месть русских победителей. Миллионы немцев убегают из восточных областей Германии или же их депортируют победоносные советские войска. Теперь ненависть русских и требование ре­параций обращаются также и против немецких гра­жданских лиц.

Однако не следует забывать, что проявление силы и жестокости было основным критерием не­мецкого ведения войны на востоке. Презирающая человека стратегия никогда не может стать избира­тельной, как это утверждают некоторые политиче­ские и военные руководители Германии. Выступая перед командующими армий, Гитлер в конце марта 1941 года выдвигает «план Барбаросса», план напа­дения на Советский Союз. Он открыто говорит о предстоящей «борьбе на уничтожение». Солдаты на фронте, правда, не имели понятия об этих военных планах, но цели и способы ведения войны были им хорошо известны. В «приказах для воинских частей» от 1941 года открыто говорилось: «Речь идет о пол­ном уничтожении нелюдей, воплощенных в москов­ских властителях. Немецкий народ стоит перед са­мой большой задачей в его истории. Мир надеется, что он ее решит окончательно и бесповоротно». Ко­мандующий в это время 6-й армией Вальтер фон Рейхенау, зачитав одобренный им приказ Гитлера от октября 1941 года, добавляет: «Солдат на Восточ­ном фронте не только воюет по правилам военного искусства, но и носит в себе непреклонную идею мщения всему большевистскому и родственному ему народу. Поэтому солдат должен понимать жес­токую необходимость справедливого уничтожения еврейского недочеловечества». Были солдаты, ко­торые не выполняли преступные приказы. Были и другие, которые выполняли их послушно. Но пози­ция германского национал-социалистического го­сударства и вермахта оставалась совершенно яс­ной: образ действий на войне утвержден, и армия должна его беспрекословно исполнять.

«Теперь русские дали команду начать партизан­скую войну в нашем тылу, — заявляет ближайший сподвижник Гитлера Мартин Борман. — Эта война дает им существенное преимущество в борьбе с на­ми». Начальник штаба вооруженных сил Вильгельм Кейтель требует от вермахта «безотлагательно» са­мым жестоким образом подавлять партизанское движение, имея в виду то обстоятельство, «что че­ловеческая жизнь в оккупированных областях не имеет никакого значения».

Способы ведения войны, которые взяли на во­оружение командиры, способствовали проявле­нию крайней жестокости у их подчиненных. Каждый простой солдат, который не хотел голодать, должен был участвовать в грабежах гражданского населе­ния. «Мы выгоняли женщин из их домов и загоняли в развалившиеся хаты, — писал Вольфзангер. — Беременных и слепых выбрасывали на улицу, иска­леченных детей выгоняли под дождь... Мы не дума­ли о голоде, который ожидает население после на­шего ухода». При этом нищета и смерть миллионов «расово неполноценных» славян не считалась неиз­бежной военной необходимостью, а являлась ча­стью нацистской стратегии. Перед вторжением в СССР в Германии был создан экономический штаб «Восток» со специальными группами, которые должны были заниматься сельским хозяйством на востоке. Руководство штабом заявляло: «Пребыва­ние более десяти миллионов крестьян в этой облас­ти излишне. Их следует либо уничтожать, либо от­правлять в Сибирь». Так же жестоко немцы обходи­лись с военнопленными, которые попали им в руки в начале 1941 года. Миллионы русских солдат умер­ли из-за содержания их в невыносимых условиях. Альфред Розенберг, имперский министр восточных территорий, судимый как военный преступник, так описывает условия содержания военнопленных в 1942 году: «От 3,6 млн военнопленных полностью работоспособных на сегодня осталось только не­сколько сотен тысяч. Большая часть умерла с голо­ду, погибла из-за плохих погодных условий или же была расстреляна». Во многих случаях военноплен­ные на марше падали замертво от голода и истоще­ния. На глазах объятого ужасом гражданского насе­ления повсюду валялись трупы. «Немецкая армия была, — как писал военный историк Манфред Мес-сершидт, — фактором, основанным на разделении труда виновных в совершении преступлений».

Тем не менее гигантская военная машина на­ционал-социалистов состояла не только из танков и орудий, а прежде всего из солдат. И именно о них идет речь в книге Вольфзангера. В ней раскрывает­ся картина жизни людей, которые, сами испытывая страдания, вынуждены причинять их другим наро­дам. Вольфзангер и его приятели, напавшие на Рос­сию, замерзающие, мучимые вшами на ее терри­тории, являются ли они тем не менее пособниками национал-социалистских преступлений? Вольфзан­гер, который участвует в этом преступлении и не от­деляет себя от других солдат, радуется посланной матери посылке с продуктами, которые он реквизи­ровал у населения. Способствует ли это пониманию им войны или является просто издевательством над ее жертвами?

Ответ однозначен: только тщательное исследо­вание может определить виновность или невинов­ность этих солдат, но такое возможно лишь после тщательной оценки всей этой военной эпохи. Только осудив весь комплекс страшных преступлений на­ционал-социалистов, можно понять, какие грозные последствия нанесла эта истребительная война Рос­сии. «Невозможно дать буквально никакой серьез­ной оценки, которая представила бы другое мнение по этому вопросу, — устанавливает историк Вольф­ганг Зауер уже в шестидесятые годы. — Но, может быть, речь идет о недостаточном понимании проис­ходивших событий? И если мы не понимаем их, то как может вообще заниматься этим история? Любо­му событию, без сомнения, можно придать проти­воречивое значение: мы вправе отказаться кое от чего и тем не менее должны прийти к «пониманию».

Но «понять» можно только при точном, объек­тивном подходе. К анализу истоков Второй ми­ровой войны может привести лишь оценка деятель­ности многих миллионов лиц, которые способст­вовали тому, чтобы она вообще была возможна. Вольфзангер пишет о себе самом, как о человеке, который носит маску, но при этом испытывает по­требность эту маску снять и показать свое лицо во всех его травмах, шрамах и уродстве. «Покаяние» Вольфзангера раскрывает все грани его личности. Сюда относятся и его воспоминания о пирогах, ис­печенных матерью, и его поэтические искания, и проявления почти что детской любви. Наряду со многими другими чувствами, хорошими и плохими, Вольфзангер — это часть войны. По-человечески он проявляет понимание к солдатам вермахта и даже сочувствует им, но никогда не присоединяется к их компании. У него нет сомнений в преступном харак­тере предприятия, в котором он принимает уча­стие. Но при этом Вольфзангер пишет, что никто не может познать душу немецкого солдата без знания того, кем они были на самом деле, не может ска­зать о степени их виновности в совершении престу­пления.