ВОЛЬФЗАНГЕР ВИЛЛИ - БЕСПОЩАДНАЯ БОЙНЯ ВОСТОЧНОГО ФРОНТА

Однако сам Вольфзангер очень далек от необ­ходимости выполнять эти поручения. «Бежать» — вот в чем состоит основная его мысль. «Об этом на­шептывают мне как голоса ангелов, так и призывы демонов. Я и надеюсь на это, но и опасаюсь по­следствий»

На фотографиях предвоенного времени его черты лица необычайно мягкие, в большинстве слу­чаев он сквозь очки смотрит в книгу. Фотогра­фия, где Вилли снят на отдыхе на побережье Бал­тийского моря с семьей, которая всегда отдыхала там летом, мы видим двух хилых мальчиков. Но за мягкими чертами Вилли скрывается его значитель­ное «я». Он может быть и надменным, и суровым. Общительность не в его характере. В «летней леген­де» Вольфзангер, в тексте, посвященном его отды­ху в отпуске на Балтийском море, он рассказывает, как его сверстники строят замки из песка, а его ин­тересует совсем другое. Он внимательно следит за отцом, прислушиваясь к его беседе с владельцем морского порта. «При этом, — пишет он, — я делал выводы о роли рабочего человека и праздного оди­ночки в обществе». О всегда расценивает себя как исключительное явление. Но это станет причиной его частых депрессий («такова моя участь, всегда нести только эту печаль»). Он чувствует свою неспо­собность к созиданию серьезных произведений, ко­торая тащит его назад при всем его таланте. Вольф­зангер позволяет себе маленькие заскоки, чтобы выделиться на фоне других людей. Так, он не ест, например (по крайней мере, до службы в армии), сыр. Даже купание вызывает у Вилли чувство со­противления и, по его собственному выражению, нежелание мыться говорит о его неповторимости.

«К ужасу общества, которое не может выносить от­ступления от общепринятых правил и которое пора­жает всякая обособленность, я предпочитал вместо старой привычки просто подставлять свое тело во­де и солнцу, обильно смазывать его маслом и потом уже лежать на солнце. И меня бесполезно было уго­варивать».

По-настоящему понял его, пожалуй, только школьный товарищ Рольф, который был по расист­ской идеологии нацистов «недочеловеком» и позд­нее депортирован в Освенцим. С ним он спорит по поводу литературы и играет в шахматы вплоть до истощения. Эта дружба, пишет Вольфзангер, была в те годы для него большой частью жизни. Однако дистанция между обоими друзьями постоянно ши­рилась. Они поссорились окончательно, когда Рольф в сентябре 1942 года — за немного месяцев до его депортации — заявил, что Вольфзангеру нет смысла заниматься писательской деятельностью. Преследуемый режимом нацистов «недочеловек» Рольф критикует тексты немецкого солдата, считая, что он «использует уже давно отжившие формы, картины и символы». В этом письме вскрываются глубокие противоречия, возникшие между ними. Рольф говорит о литературно обработанной жиз­ненной истории Вилли Вольфзангера, как о «по­стыдной бестактности». Звучит в его словах не толь­ко критика, но и разочарование. Причем не только в своем приятеле, но и в его помощниках. Он осужда­ет те мотивы, на основании которых Вольфзангер пишет свою книгу. «Один человек помогает друго­му, которого рекомендовали ему в силу тяжелой необходимости, — пишет Рольф. — Теперь же я на­хожу, что все второстепенные сострадательные чув­ства, выражающиеся (по-христиански) в порядке благодарности, всего лишь печальная необходи­мость. А для жизни важно только действие». Рольф приводит этот пассаж лишь в качестве «примера», хотя и имеющего непосредственное отношение к Вольфзангеру. Этот латентный упрек Рольфа Вилли Вольфзангер переживает тем не менее тяжело. В начале 1943 года он узнает, что Рольф арестован и тяжело болен. «Я получил об этом только сообще­ние, но не знаю его подлинной сути», — отмечает Вольфзангер, который считает, что его долг перед старым другом еще не выполнен. Поскольку подру­га Рольфа, которой был передан его ребенок, пре­бывает в нужде, то «для моих родителей, «членов партии первого круга», все же понятно, что я помо­гаю ей». С согласия своей матери, он отправляет на сберегательную книжку этой дамы 100 дойчмарок. Для его матери, а тем более отца, это большая сме­лость, так как помощь внебрачному ребенку жертвы господствующей идеологии расизма могла оказать­ся для них роковой. «Я не знаю, обрадовала ли осо­бенно папу эта жертва, — с боязнью пишет Вольф­зангер. — Но если он сам узнает все подробности, то это будет лучше, чем я стану писать ему».

В бумагах Вольфзангера сохранилась малень­кая записка с адресом лагеря Освенцим, из которой следует, что Рольф был заключен в этот лагерь. До начала 1944 года он регулярно пишет ему. Так как непосредственная корреспонденция невозможна, он направляет письма отцу Рольфа, который пере­дает их дальше. «Я полагаю, что мои письма заклю­ченному все-таки немного облегчат его положе­ние», — пишет он родителем Рольфа. За несколько недель до своей гибели Вольфзангер пытается под­бодрить Рольфа и посылает ему свои стихотворе­ния. Очевидно, он чувствует себя около заключен­ного и видит в его судьбе параллели к своей собст­венной — однако, совсем другой — жизни. «Каждый порог, который мы перешагиваем, приводит нас на новую нейтральную полосу» — это строфа из стихо­творения «Путешествие», которое Вольфзангер по­сылает в марте 1944 года Рольфу. И далее: «Власти играют с подозреваемыми, как с изгнанными из об­щества».

Участь друга способствовала, очевидно, тому, что Вилли Вольфзангер больше не стал уклоняться от политических проблем. Примерно с 1942 года он находит в себе мужество выражать свое открытое презрение войне, армии и национал-социализму. Критические пассажи, имеющие отношение к суще­ствующему режиму, появляются в письмах Вольф­зангера, хотя ему хорошо известно, что они контро­лируются выборочно. Некоторые подобные заметки появляются в письмах к матери. Правда, он пони­мает, что это может иметь для нее отрицательные последствия. Но теперь Вольфзангер уже не обра­щает на это особого внимания. В августе он пишет в дневнике, который позднее отсылает домой: «Будь проклят тот, кто поставил нас в такую ситуа­цию, будь проклят Гитлер, который начал эту войну: прокляты все генералы, полковники и промышлен­ники, создающие вооружение. Все, все, которые не­сут свою вину за эту войну и хотят ее. Будь прокля­то это время. Для нас остается только смерть или отступление. И наша единственная цель — бегство. Сицилия сдалась, а мы продолжаем жертвовать своими жизнями ради того, чтобы атаковать боло­та, пески и леса». В перерывах между боями он по­зволяет себе небольшие нарушения воинской дис­циплины. Саботирует, например, все попытки при­общить его к учебе вновь мобилизованных солдат. Он не хочет участвовать в дальнейшей милитариза­ции страны. Когда его начальник Гарри требует, чтобы он обучал новобранцев обращению с винтов­кой, Вольфзангер говорит этим рекрутам: «Винтов­ка — это ручное оружие. Ножного оружия не суще­ствует. Такой тип вооружения — пропаганда. Ору­жие бывает рубящим и колющим, которое может также и стрелять.