Кюлюмов Костандин - Парень и горы

«Мы, товарищи, - внушал им Димо, - не должны думать, что наша цель - уничтожить всех полицейских, агентов и доносчиков. Но если нам удастся ускорить моральный крах обанкротившегося фашизма, лишить его последнего доверия населения, мы сделаем большое дело! Они своими руками расстреливают собственный престиж, распинают доверие на виселицах, они сами отталкивают людей».

– Я с тобой не согласен! - упорствовал Петко.

– Ничего! Время нас рассудит, бай Петко, - сказал Антон, в глубине души упрекая себя за неудачу.

– Зачем же мы пошли в партизаны, если не для того, чтобы мстить врагу? - едва сдерживая гнев, прохрипел Петко.

– Знаешь, что сказал однажды Димо: справедливый человек сильнее озлобленного, потому что он не примешивает к чужой вине долг личной мести! - ответил Антон, пытаясь найти оправдание своему поступку.

И он вспомнил, как однажды его брат Димитр поджег сарай старосты за то, что тот избил его просто так, «по подозрению». И тогда мать сказала ему с укором:

«Эх, Димитре, Димитре, какой прок от твоей пакости? Зло злом не выбьешь и добра злом не вернешь!»

– Что-то уж больно тихо кругом, - послышался голос Мишеля. - Не люблю я такую тишину… Даже птицы примолкли.

Антон не ответил. Можно было провести группу низом, но ему показалось, что ранний дровосек на просеке заметил их. Раз не подал знак, что их увидел, значит, побежал с доносом, и хотя нередко предательство - это страх перед предательством другого, осторожность не помешает. Не было никакого движения ни в селе, ни на главном шоссе, ведущем в город. Все же странно, что сейчас, в мае, когда так много работы в поле, не видно ни машин, ни людей. Антон решил переждать день на лесном островке - темно-зеленой ладонью скрученных ветрами сосен он отделял пригорок, за которым пряталось село. Внизу искрилась молодая зелень дубовой рощи, предназначенной для вырубки, влево уходили вверх бескрайние леса, справа виднелись островерхие шатры елок и обрывы, подточенные весенними ливнями. Место укромное, подветренное, и земля уже не холодит, не выстуживает до костей. Оставалось только найти поляну где-нибудь на припеке, чтобы наблюдать за тем, что происходит внизу.

До условленной встречи оставалось целых пять часов. По лицу скользнуло теплое сияние нового дня, не смолкая жужжали пчелы, они суетились в цветах и, довольные, улетали к светлеющему краю леса. Антон присмотрел полянку, которая снизу была видна лишь наполовину. Солнце пронизало ее насквозь, роса высохла, и над землей стоял густой настой мяты, душистых трав и шиповника. Он выбрал это место еще и потому, что отсюда были видны обе дороги на Гондовы зимовья. По одной из них должен пройти связной с представителем областного комитета, которого им надо провести в отряд.

В селе по-прежнему было все спокойно, но сейчас, перед выходом на поляну, Антон решил еще раз все тщательно взвесить. Лес хорош для ночевки, но весьма неудобен днем, особенно если надо вести постоянное наблюдение. И все-таки лес есть лес: в случае чего всегда можно найти укрытие. Правда, к старому лесу придется пробираться через поляну, мимо дубовой вырубки. А там уже ничего не страшно, даже средь бела дня.

Антон с любопытством смотрел вокруг себя, удивленный покоем и кроткой тишиной, царившими в природе. Как в детстве, он наслаждался нежным и ласковым теплом утреннего солнышка. Петко с беспокойством прислушивался к полету птиц. Мишель следил за ними с нарастающей тревогой и в то же время с нетерпением ждал встречи с врагом. Он даже представлял себе, как после первых же выстрелов полицейские разбегутся, а он будет их преследовать.

Антон встал, перекинул через плечо свое поношенное пальто, в левую руку взял фляжку и тихо скомандовал:

– За мной! На расстоянии пяти шагов друг от друга! И никаких разговоров…

Сам пошел спокойно, вразвалочку, как будто уже настали другие, мирные времена. Мишель вертел головой, подавляя в себе страх, чтобы в конце концов верх одержала смелость. И вдруг из села донесся далекий, едва уловимый вой клаксона.

– Быстрее! Быстрее! - зашептал Антон.

Он вышел из лесу, поднял голову: какое высокое, чистое и теплое небо! В синеве проносятся опьяненные, взбудораженные птицы и мягкий пух редких облаков, окрашенных многоцветьем солнечного сияния. Под ногами шумит молодая трава, источая ароматы свежести, весны и цветенья. Антон шел медленно и осторожно, памятуя о том, что окружающая тишина бывает иногда опаснее отдаленного шума. Услыхав за собой шаги, обернулся. Петко несет свою винтовку, как пастушью палку, а Мишель сунул руку в карман, где лежит маленький и весьма ненадежный дамский пистолет.

Еще пару шагов, и поляна пойдет под уклон. Антон шел первым и первым увидел: поперек тропинки вытянуты ноги в сапогах, а на обочине сидит полицейский. Колени раскинул, в руках - ружье. Антон заметил полицейского в то же мгновение, когда и тот его. Их разделяло не больше пяти-шести шагов.

Сколько страха, удивления и безысходности было в этих вылезающих из орбит глазах! Антон скомандовал:

– За мной!… Ни шагу в сторону!

В руках у него фляга, пальто перекинуто через плечо. Главное - не останавливаться. Антон понимал, что полицейский в шоке, но он знал также, что стоит ему поднять пистолет, как противник, не раздумывая, автоматически нажмет на спуск. Надо смотреть ему прямо в глаза! Антон двинулся на полицейского, не спуская с него взгляда. И вот сапоги, описав в воздухе дугу, скрылись в траве. Путь свободен. Антон пропустил вперед Петко и Мишеля, а сам быстро развернулся, чтобы видеть глаза врага.

Промелькнула Петкина шея со вздутыми, набрякшими жилами, потом побелевшее, взмокшее лицо Мишеля. Антон по опыту знал, что страх исчезнет только тогда, когда переживешь настоящее потрясение. Ничего! Пусть будет так! Сейчас один неверный шаг может искалечить врожденную, но неокрепшую храбрость Мишеля - черноглазого, кудрявого, бледного, с тонкой и длинной, как у ребенка, шеей. Этот паренек с табачной фабрики переживал сейчас очень важный для каждого бойца момент - момент нежданной встречи со смертельной опасностью.

Антон знал, что полицейский все еще не может прийти в себя. Но он знал так же хорошо: если здесь один блюститель порядка, то неподалеку их полным-полно. Прикинул, где они могут находиться, если часовой сидит на открытом месте. По-видимому, начать стрельбу тут же они не готовы. Сейчас главное - дойти до опушки леса, оставив между собой и полицейским рвы и овраги, которые, впрочем, могут оказаться и спасением, и ловушкой.

Антон отступал, держа под прицелом глаза полицейского. Хотелось крикнуть ему: «Ведь ты нищий! У тебя под формой с блестящими пуговицами драная конопляная рубаха!» - но он знал, что это пустой номер. Удивительно, как это полиции удается превращать крестьянских парней в животных, в нерассуждающих убийц, в ищеек, наделенных нечеловеческой выносливостью.