Василий Великанов - Тихое оружие

Свадебный пир явно был нарушен, и гости, вздыхая и крестясь, разошлись по домам, приговаривая: «Ох, господи, начали за здравие, а кончили за упокой…»

Прощаясь с Григорием Михайловичем, Осип заискивающе попросил:

— Выручай, если что! Наверно, это партизаны подорвали бензосклад. Теперь СД развернется… Ведь половина караульной команды гуляла на свадьбе! Как бы не прицепились ко мне?

Лицо у жениха было совсем растерянное. — Ну а чем же я могу тебе помочь? — развел руками Григорий Михайлович.

— Ну вы там, в городе, поближе к большому начальству… А теперь вот стали моим родичем.

— Не робей, Осип, думаю, все обойдется. У караульщиков есть свой начальник: он и ответит. Ведь никто насильно не гнал «бобиков» на свадьбу!

Успокаивая жениха, сам Григорий Михайлович не был спокоен: «Как бы и нас к этому делу не пристегнули…»

Нина ни о чем не расспрашивала «отца»: она только теперь до конца поняла, почему он все время был настороже. Ей стало обидно, что Григорий Михайлович скрыл от нее подготовку к диверсии. Встревожила, конечно, мысль о нависшей опасности…

Всю обратную дорогу молчали. Лишь один раз Анна Никитична, насупившись, проворчала:

— И дернул же тебя черт за язык! «Слава богу…»

Но Григорий Михайлович не обратил внимания на упрек жены. Мысли у него были заняты другим.

— Хорошенькую свадебку устроили, нечего сказать… — задумчиво произнес он. — Теперь «бобикам» будет тяжелое похмелье!

К вечеру, когда огромное красное солнце село за горизонт, подрумянив перистые облака, все трое, усталые, задумчивые, вернулись домой.

Неподалеку, на лугу, они повстречали Артема и Милочку: мальчик пас на приколе Красавку, а девочка рвала цветы. Завидев родителей, она бросилась им навстречу, но, заметив сумрачные лица, повисла на руках у Нины.

— Артем, как Павлик? — спросила мать.

— Сережа с ним. Там и тетя Феня.

— Чего она?

— Не знаю. Какая-то чудная…

«Уж не случилось ли чего?» — забеспокоился Григорий Михайлович и прибавил шагу, обгоняя жену и «дочь».

На крыльце его встретила Феня, жена «дублера».

Она кивнула хозяйке, и обе отправились на огород. Пройдя по дорожке между гряд и посматривая на плети огурцов с желтыми цветочками, они о чем-то коротко поговорили. Затем женщина направилась к калитке.

Когда «отец» вошел в комнатку Нины, девушка заметила, что он чем-то взволнован. Закручивая козью ножку, Григорий Михайлович глухо промолвил:

— К «дублеру» больше не ходи.

— Что случилось?

— Они убрали «Северок».

— Куда?

— В поле. Феня вынесла его в рожь. Говорит, нависла угроза, они не могут совать свои головы в петлю.

— Кто им об этом сказал? И как же теперь будет? Выйди, «отец», я переоденусь.

— Погоди. Я сам схожу к Павлу: надо все выяснить. Ох, чуяло мое сердце… — проговорил Григорий Михайлович.

Анна Никитична торопливо стала собирать ужин для детей, а те, заметив, что родители и Нина чем-то встревожены, притихли и молча ели картошку с молоком.

Чтобы хоть немного успокоить себя, девушка села за швейную машинку. Но шитье не шло, и она сбила строчку. Стала поправлять — укололась иглой.

Тогда, прикрыв руки шитьем, начала готовить сообщение о подрыве бензосклада, но дважды ошиблась…

Все бросив, Нина вскочила со стула:

— Мама, да как же они посмели это сделать без нашего ведома?!

— Не горячись, не поднимай шума. Дождемся отца. Может, бог даст, все и обойдется.

Анна Никитична пошла укладывать детей, а Нина достала из-под матраца пистолет и, приспособив его под мышкой, села у окна, чтобы видеть подходы с тыла. А перед домом, на улице, сидел Артем: в случае опасности он должен был заиграть на губной гармошке «Лявониху».

«Отец» вернулся, когда уже стало темно. Лицо у него было в красных пятнах, руки и колени испачканы землей. Он сбросил с ног башмаки и, чтобы не разбудить детей, тихо попросил:

— Мать, дай другую обувь, а эту спрячь подальше. Очищая брюки, Григорий Михайлович проговорил:

— Еле нашел. Ну и запрятала…

— Как же мы теперь будем? И что же все-таки случилось?

— Я говорил с Павлом, Нина. Полицай Дуров шепнул им по-дружески, что он был в комендатуре и будто бы там упомянули об обысках сегодня ночью.

— А может, Дуров провокатор? Шепнул, а сам потом проследит?

— Кто его знает! — развел руками «отец».

— Конечно, береженого бог бережет, — проговорила Анна Никитична.

— Что же нам теперь делать? — недоумевала Нина.

— Переждем ночь, а утром решим, как быть, — сделал вывод Григорий Михайлович.

— Нет, ждать не будем, — возразила девушка. — Веди меня в поле сейчас же: я должна передать сведения в Центр.

— Днем будет лучше, Нина. А сейчас к дзотам уже пришли караульные. К тому же ночью обязательно нарвешься на патрулей.

Правота Григория Михайловича была очевидна, и Нине пришлось с ним согласиться.

В эту ночь взрослые почти не спали: вздрагивали от малейшего стука, прислушивались к различным шорохам.

Положив правую руку под мышку, где хранился пистолет, Нина всю ночь пролежала в неудобной позе и то и дело смотрела в окно, выходившее в огород.

В темноте ей постоянно чудилось, что к дому идут гестаповцы с собаками на поводках, окружают его и вот-вот ворвутся. «Буду стрелять до предпоследнего патрона…» — билась в голове мысль. А за ней другая: «Но как же тогда моя новая семья?»

Утром, только взошло солнце, а дети еще спали, Нина надела старенькое платье, повязала на голову платочек «шалашиком» и, взяв корзинку, сказала:

— Ну, отец, покажи-ка мне, где найти щавель.

— Вот и хорошо, — поддержала ее Анна Никитична. — А я вам из него зеленых щей наварю. Кстати, зайди на обратной дороге к брату Ивану и возьми у Нади в шитье сарафан.

Григорий Михайлович закурил, о чем-то раздумывая, а потом решительно сказал:

— Ладно. Пойдем, покажу. Только не лезь поперед батьки в пекло. И возьми нож.

Выйдя из дома, они направились на противоположный конец улицы. Бабы выгоняли из дворов на пастьбу коров и телят. Проходя мимо дома «дублера», Нина с неприязнью заглянула в его двор: Павел неспешно запрягал лошадь в повозку. И чего они устроили такую панику, еще больше усложнив ее работу?

Шли они по улице молча. Лишь один раз «отец» сказал:

— Я перенес рацию поближе к нашему полю и спрятал под можжевеловый куст. Во-он видишь его в овсе? Под ним. Да не смотри пристально… А по меже щавель растет. Не забудь набрать.

И, уходя, предупредил:

— Только ты долго не задерживайся — надо еще успеть щи сварить.

Обойдя свое небольшое просяное поле, Григорий Михайлович сорвал желтеющую зыбкую кисть и пошел к домику Ивана, что стоял неподалеку: понаблюдать из его двора за Ниной.