Мариус Габриэль - Маска времени

Анна почувствовала себя очень неуютно. Взгляд сидящего в машине был полон ненависти и не обещал ничего хорошего. Стоило им посмотреть в глаза друг другу, как автомобиль рванулся с места и на полной скорости, с погашенными фарами, пронесся мимо. Анна успела заметить только профиль с крепко сжатой челюстью, слегка обросший череп и мощное плечо в кожаной куртке.

В конце улицы фары зажглись, и «крайслер» быстро свернул за угол.

Холодный ветер подул сильнее. Анна поежилась и быстро пошла к двери.

Из глубокого сна ее вырвал неожиданный телефонный звонок. Было около четырех утра. Анна выругалась и потянулась в темноте за телефонной трубкой:

— Да.

— Анна, надеюсь, что не очень вас побеспокоил?

— Кто это?

— Хочу выразить свои соболезнования. Мне только вчера сообщили, что произошло с вашей матерью.

Знакомый акцент заставил кровь застыть в жилах. В полной темноте она от неожиданности села на постели.

— Доктор Левек?

— Пожалуйста, зовите меня просто Андре.

— Как вы достали этот номер телефона? — спросила Анна, надеясь, что отбросит сейчас от себя этот звонок, как ночной кошмар. Неужели судьба ей приготовила еще один сюрприз или это только сон, страшный сон?

— Как доктор, я хочу дать вам один полезный совет.

— Как вы достали этот номер, черт возьми?

— Постоянная стимуляция, Анна. Постоянная стимуляция — вот спасение. Не покидайте ее ни на минуту. Возвращенные из комы пациенты говорят, что слышали все разговоры рядом. Так что разговаривайте с ней беспрерывно, стимулируйте ее, включите для нее любимую музыку.

— Все это я уже сделала, — резко ответила Анна. — Скажите, что вам нужно?

— Думайте о своей матери, как о маленьком ребенке, Анна. Как о потерявшемся ребенке, которого надо за руку вывести из кромешной тьмы к свету. Будьте терпеливы с ней. У кого терпения больше, тот владеет всем в этом мире.

— Я ценю ваш совет, — произнесла Анна, и ей показалось, что она вновь слышит ритуальные барабаны, как тогда в саду-джунглях. — Что вам все-таки нужно?

— Помните ту ночь у меня в саду, Анна?

— Очень живо.

Левек только рассмеялся в трубку.

— Вы сделали меня знаменитым. Мой дом осаждают журналисты, желающие получить горячий материал, но все они ничто по сравнению с вами, Анна. Они подсылают всевозможных циников и нахалов, но у них нет ни вашего ума, ни интуиции.

— Доктор Левек!

— Вы читали всю эту чушь, что успели написать про меня?

— Нет, но могу себе представить.

— Правда стоит того, чтобы о ней рассказали. В моей истории много необычайного и удивительного. Такие души, как моя, редко посещают этот мир. И только с вами я могу говорить вполне откровенно, что называется, по душам.

— Вы понимаете, что у меня нет времени на вас?

— Понимаю, но разговаривать буду только с вами и ни с кем больше. Об этом я уже сообщил вашему работодателю.

— Дрю Маккензи, — произнесла Анна со злобой. — Это он дал вам мой номер телефона.

— Он просто очень заботится о том, чтобы правду узнали.

— Точно, это Дрю сообщил вам телефон.

— Он рассказал о трагедии, которая произошла с вашей матерью. И Маккензи прекрасно знал, что я непременно захочу помочь.

— Ублюдок.

— Но я действительно могу помочь вам, Анна. У меня достаточно опыта в подобных случаях, связанных с комой. Эта тайна всегда меня волновала.

— Но я не могу воспринимать вас как доктора, — холодно отрезала Анна. — Пожалуйста, не звоните мне больше.

Анну трясло, когда она повесила трубку. Она еще долго сидела на постели и смотрела в темную пустоту. Дрю! Как он мог? Как мог он дать Левеку ее телефон! Она представила себе, как Маккензи сидит в кресле и раскуривает сигару. Любой ценой он хочет вернуть Анну к работе и не гнушается никакими средствами. Безнравственный выродок. Даже упоминание о матери из уст Левека показалось ей оскорблением.

Два с половиной миллиона долларов — вот религия Дрю, а верхом блаженства для него будет три миллиона. В этой жизни каждый за себя, каждый думает о себе, и только дьявол заботится обо всех.

Неужели Филипп Уэстуорд такой же? И тоже хочет ее использовать ради своих тайных целей?

Анна встала с постели, чтобы приготовить себе кофе. Сон совсем покинул ее.

Юридическая фирма, услугами которой пользовалась мать Анны, носила название «Морган и Катц». Она выглядела достаточно респектабельной, располагалась в великолепном офисе, недалеко от центрального городского парка Денвера. Из окон был виден сам парк и золотой свод Капитолия штата. На западе виднелись заснеженные вершины гор. Около двадцати минут Анна прождала в холле, где кондиционеры непрерывно нагоняли свежие потоки воздуха. Перед ней постоянно мелькали очень деловые секретарши, прижимавшие к груди по нескольку папок.

Ее мысли все время возвращались к Филиппу Уэстуорду. Она слишком увлеклась им, а он, словно рыбку, поддел Анну на крючок. И теперь невыносимая боль терзала все тело.

Когда она начинала вспоминать о тех поцелуях в машине, жар охватывал тело. «Воздух и огонь — ваши стихии. Не вода и земная твердь», — вспоминались слова Филиппа о ней. Прошлой ночью Анна так захотела любви этого мужчины, как она редко кого хотела в своей жизни.

Не существовало никакого равенства в их отношениях: Анна была уязвимой, Филипп — нет. У него роль охотника, у нее — роль добычи.

Уэстуорду для решения собственных проблем надо было получить бумаги матери. Все-таки Анне не следовало рассказывать о дневнике, ведь она видела, как холодный огонь блеснул в глазах Уэстуорда при упоминании о документе.

И тогда в ее измученном сердце родился план. Во что бы то ни стало Анне теперь следует достать злополучный дневник, раз в нем так заинтересован этот мужчина. Она сумеет использовать дневник как приманку и привяжет Уэстуорда к себе, чтобы он прекратил свои бесконечные полеты на собственном лайнере в Нью-Йорк и обратно. «Дневник существует. Я в этом уверен. И это очень важно» , — вспомнились слова Филиппа.

Причем важность документа определялась не только подтверждением сведений о незнакомце из прошлого, которого так усиленно разыскивала мать Анны. Если верить словам Конни, в дневнике подробно описан последний год жизни Кандиды Киприани, и легко можно понять, как интересовало это ее мать. Тот год оказался роковым, потому что простая деревенская девушка встретила солдата Дэвида Годболда в самый разгар войны. Для Кейт, которая не видела своей матери и большую часть детства провела в сиротстве, этот дневник мог показаться особенно трогательным.

Скорее всего, дневник содержал описание интимных чувств и страстей, а также и каких-то роковых подробностей, касавшихся любви, возникшей между Кандидой Киприани и Дэвидом Годболдом. Наверное, на его страницах радужные надежды молодой женщины на свое будущее и будущее ребенка, которого ей не суждено было увидеть. Да, дневник мог стать настоящим потрясением для Кейт. Скорее всего, в результате этого потрясения Кейт настолько отдалась поискам, что даже ее лучшие друзья воспринимали мать как одержимую и сумасшедшую.