Николай Пронин - Бойцы Сопротивления

Колесник вновь вспомнил про катакомбы. Коваленко говорит, что в них не очень комфортабельно, но укрыться можно. Теперь дело за продуктами.

Словно угадав ход его размышлений, Николай сказал:

— На днях Павловский рассказывал мне о фольварке, на котором он работал, когда еще находился в лагере. Этот фольварк принадлежит фольксдойч. Немцы дают ему военнопленных для работы, а затем везут с фольварка продукты, как из набитой до отказа кладовой.

Это сообщение заинтересовало Колесника. Он приказал прислать к нему Павловского. Вскоре порог землянки переступил невысокий, но широкоплечий голубоглазый малый. Деловито доложил:

— По вашему приказанию явился боец Павловский.

— Как самочувствие? — спросил Колесник.

— Нормальное, товарищ командир.

Когда лейтенант попросил его набросать схему размещения охраны фольварка, Павловский сделал это быстро и уверенно. К сожалению, с тех пор, как он работал там, прошло немало времени и в размещении охраны возможны перемены. Следовательно, нужно побывать на месте вновь. На следующий день вместе с Павловским в фольварк отправился Николай.

Колесник ждал их возвращения к вечеру, а они пришли лишь на следующий день в полдень. На Павловском клочьями висела одежда, лицо было в синяках, у Николая — перевязана рука.

— Где это вас так угораздило? — поинтересовался лейтенант.

— Угораздит, — нахмурился Николай. — Лишь только мы проехали немного по лесной дороге, как нас остановили мотоциклисты: фельдфебель и солдат, потребовали документы. Фельдфебеля мы уложили сразу, а солдат открыл по нас стрельбу, едва ушли. Поправив на руке повязку, он продолжал:

— В лесу мы потеряли друг друга и встретились лишь на рассвете. Направились к фольварку. Разведка прошла благополучно. Мы уже возвращались назад, как вдруг, наткнулись на засаду. Началась перестрелка. На этот раз меня ранило.

К счастью, ранение оказалось незначительным. Николай изъявил желание принять участие в предстоящей операции.

Рано утром к воротам фольварка подкатил грузовик. В кузове стояли двое автоматчиков в немецкой форме. В кабине сидел смуглый плечистый фельдфебель. Это был Павловский. Когда из-за двери проходной выглянул охранник, фельдфебель по-немецки прикрикнул:

— Ну чего тянешь, открывай!

— Один момент, господин фельдфебель, — подобострастно вытянулся охранник. Звякнул засов, скрипнули ржавые петли, распахнулись ворота.

А лишь только машина оказалась на территории фольварка, из нее выпрыгнули автоматчики, тут же скрутили руки ошарашенному охраннику, перерезали телефонный провод. В проходную проскочило еще несколько партизан. Один из них остался возле связанного охранника, двое кинулись к конторе, а остальные к складу, где уже в машину грузили продукты.

Когда она была набита мукой, маслом и копченостями, один из бойцов предложил:

— А не поджечь ли нам змеиное гнездо?

— Нет, — возразил Николай, который был за старшего, — возможно, оно еще нам пригодится.

Выехав за ворота, грузовик помчался в лес. Часть продуктов партизаны спрятали в районе катакомб, а остальные передали франтирерам для семей расстрелянных патриотов.

«22 июля.

Вечером радио передало, что совершено покушение на Гитлера. В Берлине восстание. Утром Дмитрий принес из города свежие газеты. В них было опубликовано сообщение Геббельса: «Выступление заговорщиков ликвидировано. Законная власть торжествует».

«Хоть законная власть и торжествует, — иронически заметил Николай, — но события в Берлине окажут на немцев гнетущее впечатление». — «Еще как», — согласился я.

В утренних газетах были помещены сводки верховного командования вермахта. В них сообщалось об упорных боях в Нормандии на западе и в Белоруссии на востоке. Тон сводок был оптимистический. Однако факты говорили явно не в пользу немцев. Армии антигитлеровской коалиции приближались к имперским границам. Чтобы рассеять мрачные мысли немцев, крупный заголовок кричал: «Будущее принадлежит германскому секретному оружию!» А чуть ниже сообщалось: «Четырнадцать тысяч человек ежедневно покидают Лондон». Было ясно, что речь идет о «фау». Ныне главари рейха все свои надежды возлагали на это новое оружие.

Но у нас после удачно проведенной операции настроение приподнятое. Теперь можно заняться и мостами…»

(Из дневника)

С утра в лесу ждали Анри, однако он почему-то не пришел. Не явился он и на следующий день. Колесник послал в город Дмитрия: уж не случилось ли что? Назад тот вернулся поздно ночью, грязный, в разорванной одежде.

— В городе творится что-то неладное, — заговорил связной, поеживаясь, — на улице патруль на патруле. Пришлось пробираться огородами. В одном месте нарвался на огромного пса, еле отбился. Хорошо, под рукой оказалась палка. В окне Анри увидел герань. Цветок означал тревогу. Отправился к Эмилю — то же самое. Здесь чуть не попал в облаву. Чтобы не привести с собою хвост, на запасную квартиру не пошел…

«Что произошло?» — тревожно думал Колесник.

В ожидании прошел день. Наконец на следующую ночь Анри появился в лесу. Как обычно, он был с Морисом. Оба одеты в форму связистов, оба мрачные.

— Что случилось? — насторожился Колесник.

— Гестапо напало на след городского подполья, — подавленно проговорил Анри, — только за последние двое суток схвачено около двух десятков человек. В числе арестованных руководители городского подполья.

Я избежал ареста совершенно случайно. Пришлось сменить квартиру.

Последнее время Колесник часто встречался с Анри. К сожалению, знал о нем и его друге Морисе в общем-то немного. До войны Анри был дорожным мастером, а Морис — рабочим. Оба коммунисты. И это, пожалуй, все. А сегодня Анри вдруг разоткровенничался:

— Коммунист я молодой. В партию вступил в начале тридцать девятого, а уже в сентябре вышел декрет о ее запрете. Началась война. Тогда эту войну называли «странной» потому, что хотя и была она объявлена Германии, а вели ее правители Франции больше против рабочего класса Франции и ее коммунистической партии… Немцы оккупировали Польшу, готовились напасть на Францию, а они вместо того, чтобы подумать, как лучше дать отпор врагу, как защищать свою страну, все силы бросили на вылавливание коммунистов. Стали модными выражения «коммунисты — не французы», «лучше Гитлер, чем коммунисты», и все делалось для того, чтобы уничтожить нас физически. Погибли тысячи лучших сынов родины. Выжили лишь те, кто научился вовремя уходить от опасности. К сожалению, конца этому не видно и сейчас.

— Почему же? — возразил Колесник. — Что ни говори, а союзники теперь уже не за горами…

— Не за горами, говоришь, — вдруг рассердился Анри. — Нет, эти еще потянут кота за хвост… Не случайно в пронемецкой печати из-за медленных темпов наступления усилилась критика в адрес командования армиями союзников.