Борис Ерёмин - Воздушные бойцы

1941 год я встретил на Украине в Одесском военном округе. Служба моя проходила в 160-м резервном авиационном полку, который базировался в ту пору неподалеку от Кировограда. Я, как и многие мои товарищи, жил в авиагородке, жизнь со всеми ее бытовыми особенностями почти ничем не отличалась от жизни любого военного городка, в котором семьи, как правило, связывает многолетняя дружба, общие заботы, переживания, радости и печали. Ритм службы в таких городках диктует и ритм бытовой жизни, которому привычно и легко подчиняются и женщины и дети. В то время у меня своей семьи не было, и я разделял участь многих холостяков, которых в свободные часы тянет к семейному уюту. Я нередко проводил свободное время в кругу семей своих друзей — капитана Баранова и лейтенанта Легкого, охотно и подолгу возился с их детьми.

В будние дни я жил по твердому распорядку. По утрам в ожидании машины, которая приезжала в авиагородок за летчиками и везла нас на полеты, я вместе с товарищами по эскадрилье вел неторопливые разговоры о последних событиях мирового и гарнизонного масштабов. В конце дня нас привозили обратно в авиагородок, и эти поездки тоже были частью нашей привычной и устоявшейся жизни. В силу размеренности и бытовой устойчивости время текло неспешно, каждый день был долог и вмещал в себя многое.

Для строевого летчика-истребителя я начал летать довольно поздно и по возрасту был старше многих товарищей по эскадрилье, но служил с ощущением полного удовлетворения и своих двадцати семи лет совершенно не чувствовал.

Наш 160-й резервный авиаполк было трудно назвать полком. Полк представлял собой весьма солидное и пестрое хозяйство, в котором было несколько истребительных и бомбардировочных эскадрилий. Штатный летный состав эскадрилий совершенствовал свою подготовку по существовавшим [4] программам, но одновременно занимался обучением руководящего летного состава аэроклубов и некоторых летчиков из строевых частей, которые в нашем полку переучивались летать на истребителе И-16. В полку была солидная учебная база, в каждой эскадрилье находились хорошо подготовленные летчики-инструкторы, которые и проводили обучение. Обучающиеся же аэроклубовские и строевые летчики составляли так называемый переменный состав полка. Таким образом, 160-й авиаполк, хотя и был официально резервным полком, фактически добавочно имел функции мощной учебной базы, через которую накануне войны прошло немало известных впоследствии летчиков.

В силу этой учебной специфики мы раньше, чем летчики многих других авиационных полков, получили сведения о том, что в наши строевые летные части стали поступать новые отечественные истребители — МиГ-1, Як-1 и ЛаГГ-3, и не без основания ожидали, что в скором времени эти новые машины поступят и к нам и мы начнем на них переучивание переменного состава полка. Штатный состав нашего полка был силен в летной подготовке, мы с нетерпением ожидали новые машины, уважая в то же время и нашего трудягу «ишачка» — И-16. К концу тридцатых годов И-16 как боевой самолет-истребитель зарекомендовал себя неплохо, особенно в боевых действиях на Халхин-Голе. «Ну что за самолет! — говорили летчики. — На нем можно замкнуть вираж вокруг телеграфного столба!» Это, конечно, было образное полушутливое высказывание, но в нем отражалось доверие к машине. И-16 обладал очень высокой маневренностью — одно из самых важных качеств для истребителя. К тому же уже была запущена в серийное производство последняя модификация И-16 с более мощным мотором. Я очень любил свою «голубую семерку», много и с удовольствием летал. Впрочем, в последний предвоенный год все мы в полку много летали, вели учебные воздушные бои, учились метко стрелять. Бывало, летчики ссорились между собой, если по плановой таблице кому-то перепадало меньше полетов, чем хотелось. Кроме того, мы получали большой налет на учебных самолетах А. С. Яковлева УТ-1 и УТ-2 — неприхотливых, легких и надежных. С благодарностью вспоминаю эти замечательные самолеты. За счет УТ-1 и УТ-2 мы сохраняли ресурс боевых И-16.

Как я уже говорил, мы переучивали руководящий летный состав аэроклубов. В те годы работа аэроклубов была поставлена основательно, тысячи энтузиастов авиации получили в аэроклубах хорошую профессиональную подготовку. [5] В нашем полку командный состав аэроклубов быстро и уверенно осваивал И-16. Прошедшие такую подготовку летчики получали квалификацию летчиков-инструкторов. С уважением вспоминаю аэроклубовских летчиков, которых обучал в последний предвоенный год: Родина, Гринева, Сазонова, Аликулова, Доильницына, Сыскова. Не знаю, как сложились их военные судьбы, но уверен, что они стали отличными воздушными бойцами и неплохими инструкторами.

В январе сорок первого года я был назначен помощником командира эскадрильи. Понятно, забот прибавилось. Казалось бы, хватало дел, но жили мы с каким-то постоянным избытком сил — такое удивительное было время! Сейчас мне кажутся странными страсти, которые, как эпидемия, время от времени захватывали нас, но хорошо помню, что был, скажем, период, когда многие взялись за изучение иностранных языков. Я и некоторые мои товарищи с фанатическим упорством штурмовали английский. Наше рвение удивляло даже преподавателя — пожилую женщину, которая умело поощряла нас. Почему вдруг это? Почему языки? Почему именно английский? Вроде бы ей было непонятно. Сейчас я и сам уже не помню, какие соображения заставили меня с такой решимостью ринуться в этом направлении. Полагаю, что все дело было в нашем мироощущении тех лет, на которое во многом повлияла профессия. Став авиаторами, мы тем самым как бы перешли в иной разряд людей — людей, которым доступны чувства и впечатления полета.

Эти новые ощущения может дать только скорость и пространство. Ну и, конечно, полное овладение техникой. Расстояния мы мерили уже не земными мерами. Мир перестал казаться необъятным. Пространство стало доступным. Оно было населено народами, говорящими на разных языках, и до этих народов, до разных стран, которые издревле у нас назывались «заморскими» или «тридевятым царством», было рукой подать. В полете рождалось не иллюзорное, а вполне реальное чувство доступности любой точки земной поверхности. Это чувство трудно объяснить тому, кто сам не летал. Крылья и мотор изменили реальность. И может быть, подсознательно мы готовились к всепланетному контакту с таким же любопытством, с такой же серьезностью и верой в его осуществимость, с какой сегодня астрономы и астрофизики разных стран обсуждают на своих симпозиумах возможные способы инопланетных связей. Во всяком случае, летная работа дала нам не только новые ощущения, навыки и знания, но и, конечно, определенным образом сформировала [6] наше мышление. Английский язык был основным международным языком, может быть, поэтому мы и выбрали его. Показательна сама потребность изучать язык, которая вдруг одолела нас, военных летчиков.