Евгений Федоровский - «Штурмфогель» без свастики

- Простите, вы русский? — Регенбах сжал его локоть.

- Да, русский. Москвич.

- Я знаю, вам тяжело. Держитесь, москвич. Я очень верю в Москву. В Москву фашизм не пройдет.

…Вечером Март прочитал письмо Директора.

« От Директора Марту.Устанавливаю связь. Предлагаю усилить работу. Интерес представляют: стратегические планы главного верховного командования, в первую очередь направления ударов трех групп войск — фон Лееба, фон Бока, фон Рунштедта, оперативные планы люфтваффе, включая направления основных ударов бомбардировочной авиации, расположение складов бензина и дизельного масла, местонахождение Гитлера и основных штабов, перемещения дивизий, новая техника, потери живой силы и техники, настроение гражданского населения. „Почтовые ящики“ прежние. В случае изменения сообщу дополнительно. Директор».

И ни строчки больше…

Эрих Хайдте с треском захлопнул окно и, пока по мостовой не протопал батальон, стоял, прижавшись спиной к прохладной стене.

«Итак, началось… Сидеть и ждать, что получится из этой драки, — не могу. Драка будет страшная и долгая».

Эрих вышел из ателье и, опустив монету в автомат, позвонил Ютте. Она была ему нужна. Потом он вернулся к себе, прошел в фотолабораторию, освещенную тусклым красным фонарем. Стены Эрих предусмотрительно обклеил фотографиями красоток, переснятых с трофейных французских журналов. На полках стояли банки с химикатами, лежали коробки с фотографической бумагой.

Под промывочной ванной было небольшое отверстие. Туда он засунул пакет с негативами снимков самолетов и зацементировал тайник так, что ни один полицейский не догадался бы о нем.

Другие сведения, раздобытые Эрихом, надо бы передать по радио. Но у него пока не было рации. За ней надо ехать в Аугсбург.

Трижды прозвенел звонок. Второй сигнал прозвучал чуть длиннее первого и третьего. Условный знак Ютты. Эрих открыл дверь и вывесил табличку о том, что ателье закрыто на обед.

Ютта тоже была встревожена сообщением о начале войны с Россией, победными сводками первых часов русской кампании. Радиорепортеры уже успели побывать в танковых и воздушных армиях, в частях, ведущих бои с пограничными войсками, и теперь громогласно вещали о близком поражении Красной Армии.

- Все это чушь, — сказал Эрих и прошел из угла в угол. — Русских им не победить. — Эрих остановился напротив Ютты. — Понятно?

Ютта кивнула головой. Из-под опущенных ресниц она наблюдала за шагающим из угла в угол Эрихом. Тот морщил лоб и ерошил седые волосы, как всегда, когда сердился. Она сидела перед ним смущенная, как школьница. И, как школьница, теребила подол широкой клетчатой юбки.

Когда отца увезли штурмовики, Ютта жила сначала у тетки в Берлине. А потом перешла на нелегальное положение. Но скоро ее выследили и посадили в концлагерь. Оттуда удалось бежать. Друзья достали ей новые документы. Фашисты только начинали заводить картотеки на граждан рейха, и, воспользовавшись неразберихой первого года «нового порядка», удалось настоящее дело активной функционерки молодежной коммунистической организации Ютты Раус заменить не менее настоящим делом активистки нацистской партии Ютты Хайдте.

В Аугсбурге она окончила школу радистов первого, высшего класса и стала работать на метеорологической станции в Альпах. Но это занятие скоро наскучило ей. В один из отпусков друзья свели ее с человеком, который назвался Перро. Он устроил Ютту в рекламное бюро. Здесь она позировала, снималась с военными, помогала хозяину в фотолаборатории.

Часто в бюро заходила Эрика Зандлер. Она любила щелкать, а проявлять, закреплять, печатать — терпения не хватало. Да и рук фрейлейн Зандлер было жалко. Сначала Ютта приходила к ней помогать печатать фотографии, а потом Эрика уговорила отца взять Ютту в дом секретаршей, а вернее, горничной. На нее легли все заботы по дому. Ютта не противилась. Кухарка была бы лишней. Иногда профессор просил ее попечатать на машинке, иногда диктовал.

- Место у тебя пока надежное, — сказал Эрих. — И ты хорошо держишься, Ютта. Но когда все складывается слишком удачно, жди удара, Ты сидишь слишком близко от пекла, чтоб тобой не заинтересовались черти. Вот это и плохо. Допустим, Зейц рано или поздно захочет удостовериться в твоем прошлом. Ты-то свою биографию хорошо знаешь?

- Я не девочка, — обиделась Ютта.

- Подожди. Не красней. А тетя Марта? Дядя Клаус? Кто они?

- Тетя Марта и правда живет в Берлине. Только я не пишу ей. А дядя Клаус действительно умер прошлым летом.

- С тетей надо увидеться как можно скорее и начать настоящую переписку. Ясно?

- Да.

- С тобой я буду теперь встречаться у Зандлера. Здесь надо видеться как можно реже. Постараюсь сделать так, чтобы мои визиты выглядели естественно. Дом Зандлера нам нужен еще и потому, что сам профессор вне всяких подозрений. Перепроверен трижды три раза. Да и вообще весь как на ладони. Рацию у Зандлера искать не будут.

- Рацию?

- Да, Ютта, теперь нам нужна рация. Без нее мы ничего не значим. Даже ту информацию, которую имеем, не можем передать. Рация у меня есть, но в Аугсбурге. Как ее привезти сюда?

- Привезти несложно…

- Как?

- Я уговорю Эрику поехать развлечься, ее машину проверять никто не станет.

- Это мысль. Но когда?

- Хоть сегодня вечером, — рассмеялась Ютта. — Эрика обожает развлечения.

…Но рация, которую привезли из Аугсбурга, не работала. Слишком чуток и нежен был ее механизм, чтобы выдержать бесконечные путешествия с места на место, пребывание в сырых подвалах, в земле, в привокзальных камерах хранения. Некоторые лампы вышли из строя, и достать их в Германии было невозможно.

Много дней и ночей проколдовали Ютта с Эрихом над рацией, пытаясь вернуть ей жизнь, но тщетно.

- Это равносильно дезертирству! — негодовал Эрих. — Мы выбываем из борьбы в тот момент, когда в нас особенно нуждаются товарищи! Нуждается Март, которому я обязан оказывать помощь в первую очередь!

- Но что поделать, если рации этой системы такие ненадежные, — пыталась успокоить его Ютта.

- Все равно нам нет оправданий! Товарищи рискуют жизнью, но работают! На, читай! — Эрих выхватил из-под стопки пачек с фотобумагой листовку.

«22 июня Гитлер своим подлым и вероломным нападением на Советский Союз совершил тягчайшее преступление по отношению к немецкому народу, которое приведет Германию к величайшей катастрофе…»

— начала читать Ютта и невольно опустила глаза на подпись:

«Коммунистическая партия Германии».

«Единственное спасение для немецкого народа — это положить конец войне. Но для того чтобы покончить с войной, надо свергнуть Гитлера. Пока Гитлер и его банда будут у власти, война не прекратится. И горе нашему народу, если он до конца свяжет свою судьбу с Гитлером, если мы, немцы, сами не наведем порядок в своей стране, а предоставим другим народам очищать Европу от фашистской чумы…»