Станислав Мыслиньский - Над Припятью

К утру дождь перестал, тучи поплыли к западу. На небо выкатился огромный огненный шар. Промокшая одежда испаряла влагу и становилась легче.

— Эй, Алеша! Где же твои комары? — смеялся Жбик. — Очевидно, утонули?

— Подожди, только потеплеет — и они заедят тебя.

— Хорошо, что нам не продырявили кожу, когда мы шли через немецкие укрепления… Комары, Алеша, не страшны…

Время от времени где-то сбоку раздавался глухой рокот моторов. Это летели немецкие самолеты.

— Высматривают, все еще обшаривают, даже эти болота… Мало им, видно, крови, — цедил сквозь зубы Рысь. Он весь был в грязи, со лба стекали капли пота.

— Выискивают, говоришь? — Младший сержант Сережа остановился, всматриваясь в небо. Лицо его почернело, глаза покраснели от бессонной ночи. — Понимаешь, — медленно сказал он, — они хотят истребить нас всех до одного… Это люди, которым с детства прививалась ненависть ко всему славянскому…

— Столько наших погибло в шацких лесах и во время этой адской переправы, — вставил Жбик.

— Эх, это капля в море крови, которую выпустила из наших народов эта гитлеровская сволочь…

Где-то сзади раздался шум моторов. Они припали к кустам. Подсохшая одежда опять пропитывалась влагой от мокрой земли и гнилого мха. Два «юнкерса» пролетели совсем низко. Послышалось резкое подвывание винтов, которое медленно утихало.

— Колотят их ваши летчики, но еще мало… Летают над болотами, высматривают одиночных людей. — Рысь оперся о куст, вытянул уставшие ноги в мокрых истрепанных сапогах.

— Надо двигаться!.. — торопил подхорунжий. Он стряхнул с брюк мокрые листья, куски грязи, поправил офицерский ремень — единственное, что у него осталось от всего партизанского обмундирования. Это была память о дяде и, хотя он был порядком потрепан, для него был дороже тех, которые выдали в лагере.

Приближался вечер. Передовые линии немецкой обороны остались далеко позади. Это заметно подняло у разведчиков настроение. Они остановились в небольшой рощице. Вынули консервы, сухари, глотнули (разок-другой из фляжек… Посыпались шутки, особенно много их было у Сергея.

У подхорунжего не было желания шутить. Он направился под развесистый куст, сел, опершись спиной о ветви. Чувствуя, что его одолевает сонливость, он вынул из сумки номер газеты «Мы победим».

Это была газета 1-й армии Войска Польского. Он взял ее с собой сознательно. Хотел показать ее тем, кого они идут разыскивать. Развернул страницу. Несмотря на то что он знал содержание статьи, он с удовольствием начал ее перечитывать. И опять почувствовал на глазах капельки влажного тумана. Какими же теплыми, душевными были эти слова:

«…Недавно мы имели возможность встретиться с воинами одного из отрядов Армии Крайовой, которые пробились через линию фронта на нашу сторону. Бойцы эти — настоящее золото. Бьется в них горячее польское сердце, уверенно и умело владеют они оружием».

На его усталом лице появилась улыбка. Ему вспомнились сражения под Холадыном, Соколовой, Водзиновом, Заслинками, Замлынем и Чмыкосом… Много было мест сражения с гитлеровцами, где «умело действовали воины винтовкой». Но только ли винтовкой? А во время боя под Штунем?

…Батальон гитлеровской горнострелковой бригады удерживал небольшой лесок севернее Штуня. Командир дивизии приказал поручнику Соколу выбить оттуда гитлеровцев. Утром 4 апреля рота поручника Мотыля поднялась и пошла врукопашную. Более 80 человек из горнострелкового батальона навсегда остались лежать на лесной траве, 30 сдались в плен. На поле боя осталось 7 ручных пулеметов, 1 станковый, 4 миномета, 60 винтовок, более десятка повозок с боеприпасами и продовольствием, полевая кухня, в которой дымился суп. Собственные потери составили 8 убитых и 6 раненых. В этом бою партизаны отбили также 6 пленных советских солдат.

Или, например, операция под Стенжажицами в конце марта, когда старший сержант Тур с саперным взводом в 35 человек разоружил гитлеровское подразделение, направлявшееся к поселку Мосур, где оно должно было разыскать сброшенных советских парашютистов. Без сопротивления были взяты в плен 2 офицера и 70 солдат вместе со всем вооружением и техникой, в частности радиостанция с тягачом-вездеходом, мотоциклы, ящики с боеприпасами и гранатами.

«…Они полны признания советскому солдату, с радостным изумлением встречают они нашу армию, о которой не имели представления»,

«Но не совсем так было, — думал подхорунжий, — кое-что мы знали о советских людях, о Берлинге, о красных, идущих на поводу у большевиков, чтобы создавать в Польше колхозы, громить костелы, а из жен сделать общих наложниц… Однако о том, что 1-я польская армия сражается за свободную и суверенную отчизну, за Польшу социальной справедливости для всех ее граждан, — этого не говорили. Лишь в лагере под Киверцами всем словно открыли глаза. Здесь мы увидели, какой в действительности является эта армия Берлинга».

«…Воины 27-й дивизии Армии Крайовой без малого полгода сражались вместе с советскими партизанами, вместе с подразделениями Советской Армии, невзирая на пропаганду некоторых санационных органов, проповедовавших враждебность к восточному соседу, не считаясь с известными инструкциями взаимодействовать с Советской Армией только для видимости. Этого требуют жизненные и национальные интересы польского государства…»

Автор этой статьи, очевидно, хорошо ориентировался в отношениях между дивизией Армии Крайовой, советским партизанским движением и регулярными фронтовыми частями Советской Армии. В период этого взаимодействия в боях с гитлеровцами проливалась братская кровь поляков и русских… Именно так выкристаллизовывались истинные интересы государства.

«…Поэтому мы не говорим о воинах Армии Крайовой так, как будто они солдаты из-под чужого знамени, а говорим твердо: это наши солдаты. Каждый борющийся поляк — это наш брат, ибо в огне совместной борьбы выковывается то, что является важнейшим для Польши сейчас и навсегда в будущем — национальное чувство…»

В небе нарастал шум моторов. Он доносился со стороны, где диск солнца немного склонился над горизонтом. Безоблачное небо окрасилось в золотисто-розовый цвет.

Подхорунжий обвел вокруг взглядом. Ничего подозрительного не приметил. Перед ним были заросшие сорняками луга, а дальше — поля. Прямо, почти на горизонте, темнела голубая полоска. Там был лес. Оттуда, казалось, прямо на рощу летели самолеты. Он различил их бесформенные силуэты, а через несколько мгновений и звездочки под крыльями. Летели звеньями, углом вперед.

— Возвращаются домой. — Младший сержант Сережа поднял вверх голову. Он был без шапки. Черные вьющиеся волосы спадали на лицо.