Станислав Мыслиньский - Над Припятью

С каждым годом увеличивалось причиненное народу зло, и они жаждали возмездия и расплаты за все… Присягали, веря в то, что их поведут справедливыми путями. В словах присяги, говорящих о родине, упоминалось о верности правительству, которое существовало где-то на чужбине, руководило ими и за них решало. Они не знали, что станут пешками в реакционной политике. Только в лагере под Киверцами они узнали о существовании Крайовой Рады Народовой, созданной польским народом, которая должна была повести его в бой за независимость и социальное освобождение. Здесь партизаны узнали и о Польской рабочей партии — авангардной силе народа в борьбе за равенство и справедливость, за права трудящихся. Цель и лозунги КРН и ППР были ясны и понятны, казались великими и захватывающими, особенно таким, как партизаны. Но они присягали! Никто их от этой присяги не освобождал. До сих пор они всегда были лояльными в отношении эмигрантского правительства и командования Армии Крайовой. Разве они могли без колебаний порвать с ними и перейти на сторону коммунистов?

«…Большинство из нас, молодых парней и девчат, не были политически грамотными. Вступление в ряды польского партизанского движения было для нас чем-то вполне очевидным. Мы сражались с немцами и украинскими националистами, стремясь к освобождению родины и окончанию войны. Верили, что войну будем заканчивать как победители на немецкой территории, как тогда говорилось — «в Берлине». Тогда мы ничего не знали о существовании Крайовой Рады Народовой. Значительная часть молодых офицеров также не знала даже в общих чертах о положении в польском подполье. На территории сосредоточения 27-й дивизии Армии Крайовой, между Ковелём и Владимиром, зимой и весной 1944 года действовали только советские партизанские отряды. Следовательно, здесь не было конфронтации политических взглядов и позиций, что, например, имело место в Люблинском, Келецком и Жешувском воеводствах и других районах, где плечом к плечу действовали Армия Крайова, крестьянские батальоны. Армия Людова и другие подпольные организации. Широкая политическая работа в рядах 27-й дивизии Армии Крайовой не проводилась, в бойцах воспитывалась лояльность к эмигрантскому правительству и командованию Армии Крайовой…» — пишет Завиша, бывший партизан 23-го пехотного полка этой дивизии, ныне офицер Войска Польского и научный сотрудник Военно-политической академии.

Не было оснований для того, чтобы судить иначе. Где и когда молодые, да и более старшие по возрасту мужчины из сел и городков могли получить политическую подготовку? Это было тогда доступно немногим, образованным, а не тем, закаленным в труде или в боях с гитлеровцами. И партизан, бывших бедняков, мучил вопрос: какую занять позицию, чтобы не быть осужденным богом и близкими?

Для бойцов из отряда Гарды (а таких отрядов было тогда много) настало время выбора. Он должен был быть удачным, одобренным родными и потомками, не противоречащим их вере. Знали, речь идет о будущем: надо было выбирать между Польшей давних предков и Польшей с новым общественным, политическим и даже географическим обликом. И это последнее им было труднее всего понять… На востоке границей этой новой Польши должен стать Буг. А где-то на западе их ждут исконно польские плодородные земли. Но все это казалось непонятным, таинственным, далеким.

В тот момент, когда наконец нужно было сделать выбор, перед ними, тремя партизанами из отряда Гарды и двумя красноармейцами, поставили эту боевую задачу: отыскать остальные отряды майора Жеготы.

К передовой их подвезли на автомашине. А дальше они двинулись сами…

Ночь была мрачная, какие редко бывают в первой половине июня: дождь и резкий ветер обметывали землю, взъерошивали воды Турьи, шумели в прибрежных камышах. Ракеты, выпускаемые гитлеровцами, взвивались вверх и, смываемые сильными порывами ветра, исчезали в темноте. Глухо звучали выстрелы дежурных советских и немецких огневых средств, словно кто-то стучал палкой по глиняным горшкам. Этот грохот еще больше усиливал кошмар ночи.

Небольшая лодка скользила по реке. Бойцы усиленно работали веслами. К счастью, ветер дул в спину разведчикам и гнал лодку к берегу, на котором начинались укрепления немецкой обороны.

Спрятав в камышах лодку, они побрели по воде и сквозь густые заросли пробрались к берегу. Он выглядел таинственным и грозным.

Шли гуськом. Вел Сережа. Не впервой проходил он этот участок немецкого фронта. Несколько дней назад вместе с Алешей и двумя разведчиками ходили за «языком». Тогда они возвращались со связанным гитлеровцем. Знали об этом подвиге и три польских разведчика, поэтому чувствовали себя увереннее, хотя и понимали, что их поджидало много неожиданностей.

Земля совсем раскисла. Сапоги увязали в грязи. Ветер приглушал шаги.

Разведчики шли около вражеских блиндажей, перепрыгивая через траншеи. В одной натолкнулись на двух гитлеровцев, плотно закутанных в прорезиненные плащи. Оба мягко сползли на наполненное водой дно траншеи…

Постепенно они удалялись от передовой. Гроза продолжала бушевать, и дождь шел без перерыва. Природа была благосклонна к разведчикам. Наверняка не многие часовые бодрствовали в эту ночь на своих постах. Как знать, может это отсутствие дисциплины кое-кому спасло жизнь?

— Линия фашистской обороны осталась позади, — сообщил Сережа. — Скоро войдем в топкие болота и камыши…

— Дорога будет хуже, чем через окопы, — добавил разведчик Алеша.

— Хуже? Почему ты думаешь, что хуже? — спросил Жбик.

Остановились, чтобы немного отдохнуть. Одежда совсем промокла, в сапогах хлюпала вода. Дождь не переставал, только порывы ветра стали послабее.

— Хуже, — повторил Алеша. — Здесь, по крайней мере, нет комаров. Ты со мной согласишься, когда войдем в камыши…

— Но там не будет немецких огневых точек, а здесь на каждом шагу можно встретиться со смертью, — не сдавался Жбик.

— Эх, друг, — включился в разговор Сережа, — знаешь, что говорят об этой трясине гитлеровцы? «Это местность, по которой только черт гуляет либо ведьмы катаются на метле…» Они этих болот боятся больше смерти…

— В этом мы скоро убедимся. Идем, — приказал подхорунжий. — Скоро будет светать.

Они скрылись в камышах. А потом шли по прогнившим кочкам, продирались через карликовые кусты, пробирались через трясину и болото, иногда выходили в заросли, которые были высотой не более взрослого человека. Наконец увидели полоску настоящего леса. Она проступила на фоне низкорослого кустарника. Ольховник сплетался с ивняком. Удивительно выглядели эти сплетения не то корней, не то ветвей. Разведчики продвигались, ориентируясь по компасу. Очень труден был этот поход: они проклинали все на свете, но шли, только бы подальше от линии фронта. Все были утомлены, но довольны. Самое худшее было позади. В походе подкреплялись сухой колбасой. Из полевых сумок доставали сухари, которые, несмотря на такую погоду, не намокли. У каждого была фляжка со спиртом. Отпивали по глотку, задыхаясь, но разогревал он превосходно.