Константин Эрендженов - Сын охотника

– Ну, счетовод, подсчитай, чего сколько надо на свадьбу.

Нарочито громко щелкая счетами, Бадма ответил, не подняв головы:

– Всего очень много, так как женится самый достойный на самой красивой под небом!

Не ожидавший такого высокопарного ответа, Мерген склонился над столом и по-товарищески предложил:

– Пойдем вместе на охоту, чтобы стол был богаче.

Бадма вздрогнул: предложение показалось провокационным. Не выведывает ли?

«Узнал, что это я тогда стрелял в него? – вытирая вдруг взмокший лоб подумал Бадма. – Или так просто?» Но тут же взял себя в руки и притворно-любезно отказался, сетуя на плохую погоду, в которую на охоту нет смысла идти.

Ушел тогда Мерген, и понял Бадма, что Кермен он потерял навсегда. В тот вечер он впервые в жизни напился. Но утром понял, что это его нисколько не утешило. Он решил уехать в город, в шум, в сутолоку другой непривычной жизни. В полночь забрался в свой тайник, ход в который был теперь из подпола. Открыл заветный сундучок и холодно, равнодушно посмотрел на золото, которое теперь казалось ему потускневшим. Оказывается, оно светило только, пока он надеялся с его помощью добиться счастья. А теперь, когда все надежды ушли, как рыба из невода, никакие сокровища его не радовали. Набрав полную горсть драгоценностей, казавшихся ему сейчас простыми безделушками, он высыпал их себе в карман, и, закрыв сундучок, поднялся в дом…

Две недели Бадма жил в Астрахани, в самом дорогом номере гостиницы. Ходил в кино, в театр, на танцы. Но нигде не находил себе покоя. Наконец, его расточительность бросилась в глаза спекулянтке, которой он сплавлял свои драгоценности. Девка она была проворная. Прилипла к нему и за несколько угарных ночей, в которые обучила парня всему, чему он еще не был до нее обучен, завладела содержимым его кармана. На счастье, не проболтался, что это еще не все. Однажды утром, узнав, что у Бадмы нет денег даже на дорогу в родной хотон, эта девка исчезла, отпала, как насосавшаяся пиявка.

Вернулся Бадма домой, словно повзрослевший. На тревожный вопрос, председателя, где пропадал, коротко ответил: «Не пропал же». И приступил к работе.

А потом узнал, что тут его разыскивали, боялись за его жизнь, считали убитым, погибшим…

И первыми, кто о нем беспокоился, оказались Мерген и Кермен. Однако Бадма и с ними долго не стал говорить о том, где был и что делал. Одно его на первых порах успокаивало, что Кермен не стала такой для него привлекательной. Он видел другую женщину во всей ее прелести, доступную и веселую. Первые дни он вспоминал о минутах и днях, проведенных с Зойкой-спекулянткой. Но потом она стала уходить на второй план. На ее место опять встала Кермен.

И вот теперь Бадма ломал голову, думал, что делать дальше, как жить. Но как ни старался, придумать ничего не мог. Оставалось жить как набежит. Время от времени ездить в город, найти там другую Зойку, менее жадную на подарки. А может, подцепить какую-нибудь более красивую, чем Кермен, и привезти сюда всем на зависть.

Бадма в эту ночь опять спустился в свой тайник и теперь уже более экономно взял два золотых кольца и пару сережек. Этого хватит на поездку…

Шли годы. Жизнь текла, словно большая полноводная река. Дети расцветали, как тюльпаны в степи. А старики уходили из жизни. Вместе с ними уходили в прошлое и старые обычаи. Одни имена появлялись, а другие забывались. Когда-то в хотоне Нармин первым лицом, владыкой был зайсанг Цедя. А теперь мало кто помнил о нем. Теперь самым видным человеком на всю округу стал тракторист Эренценов. А уж потом считались председатель колхоза имени Оки Городовикова Саранг Кекеев, секретарь парторганизации Эренджен Шамлдаев да комсомольский вожак, бригадир строителей Мерген Бурулов, студент-заочник.

Сегодня эти три колхозные руководителя возвращались на дрожках из улусного центра. Председатель и парторг живо беседовали о предстоящем сенокосе. А Мерген молчал, погруженный в планы перестройки комсомольской работы на фермах колхоза. Его выступление на пленуме о работе «Легкой кавалерии», созданной в помощь партийным и комсомольским организациям, вызвало бурную реакцию, но и ко многому его обязало. «Легкая кавалерия» – это группа самых активных комсомольцев, способных беспощадно бичевать недостатки, а все хорошее, передовое поднимать на щит, распространять повсюду.

Мерген анализировал все, что было сделано до сих пор, и видел много упущений. Большим недостатком он считал, например, то, что в хотоне осталось еще несколько парней, которые живут обособленно. Работают хорошо. Но от общественной жизни под всякими предлогами отлынивают. Бадма Цедяев работает счетоводом в колхозной конторе добросовестно. Но на собрание его не затянешь. А когда спросили его однажды, почему даже не пытался вступить в комсомол, он ответил: «Происхождение не позволяет».

– Сколько раз тебе повторять: сын за отца не отвечает! – пытались его вразумить.

Он обещал подумать. Но вот уже второй год после того разговора думает.

Солнце клонилось к закату, когда въехали в хотон и лошади остановились возле нового кирпичного дома под зеленой железной крышей. Только тут Мерген очнулся от своих мыслей и, наскоро простившись с товарищами, побежал к своему дому, где Кермен с маленьким сыном уже открывали голубую калитку. Сынишка подбежал к отцу и тут же взобрался на плечи. Он любил ездить верхом на лошадях, на верблюдах. Но лучшей «лошадкой» был все же отец. Однако сегодня отец почему-то не устроил скачек во дворе, как обычно, а сразу вошел в дом и раскрыл свой чемодан. И там оказалось то, что было лучше всяких скачек. Отец привез автомобиль, о котором Джангар мечтал днями и ночами. Сын увлекся новой игрушкой. А родители стали говорить о своем. Кермен работала учительницей, и ее живо интересовало все, что было на пленуме укома комсомола.

Тихая семейная беседа в этот вечер затянулась допоздна. Утром встали позже обычного. Было воскресенье, никто никуда не торопился. Лишь после обеда их встревожил топот копыт во дворе и стук в окно. Взволнованным и, казалось, даже растерянным голосом председатель просил Мергена срочно прийти в контору, где уже собирается народ. Мерген открыл форточку, чтобы спросить, что там случилось, но всадник ускакал.

Тут же вошел отец с винтовкой за плечами, перепоясанный патронташем.

Заметив, что все патроны у отца заряжены картечью, Мерген весело спросил:

– Что, отец, на хотон идет целая стая волков?

– Да, сын, – ответил Хара и, подняв внука на руки, прижал его так, будто не здоровался, а прощался. – Большая стая. Черной тучей хлынули страшные волки.

Хара сказал это таким тоном и так посмотрел на внука, что Кермен испуганно переспросила, что все-таки случилось.