Василий Крысов - «Батарея, огонь!»

— Взять влево и по оврагу вперед!

Обе самоходки медленно двинулись по заболоченной пойме ручья, готовясь сделать быстрый рывок перед самым передним краем вражеской обороны. Три или четыре пулемета длинными очередями простреливали овраг, не давая скапливаться в нем нашей пехоте. На подмогу нам спустились в овраг два танка бригады, видимо, заметив маневр самоходок по движущимся антеннам.

Приблизившись, самоходки и танки на больших скоростях буквально выскочили из оврага, внезапно для врага оказавшись прямо напротив его артиллерийских позиций! Заметалась орудийная прислуга! Не выйдет! Большую часть расчетов мы тут же рассеяли и перебили, остальные, при виде танков, разбежались сами. Самоходка уже вышла на первую траншею вражеской обороны, и тут мы ощутили два сильных удара и качок вниз. Машина резко остановилась! Двигатель работал на полных оборотах, но машина не двигалась! Ясно: стоим над траншеей и гусеницы сбиты! Приоткрыв люк, я обрадовался: в соседнем саду два наших танка и самоходка утюжили немецкие пушки! Но, взглянув вдоль траншеи вправо, на мгновение обмер: немцы пристраивали противотанковое ружье, направленное в нашу сторону, — я хорошо знал эти ружья, мы даже стреляли из такого, захватив как-то в качестве трофея.

— Вася! Тремя гранатами, вправо по траншее, огонь! — выкрикнул заряжающему, не успев даже осознать леденящего ощущения.

От первой гранаты все вражеские солдаты распростерлись на землю. После второй — гурьбой скрылись за изгибом траншеи, оставив одного убитого и валявшееся рядом ружье. Но о ремонте самоходки не могло быть и речи! Из ближайшего дома по нам били по крайней мере три пулемета из окон первого этажа и еще один, похоже, крупнокалиберный, строчил с чердака. Приказал замковому открыть аварийный люк, а сам осмотрелся через командирскую панораму. В саду горела «тридцатьчетверка», другой танк и самоходка Кузина, развернувшись, вели сильный огонь из орудий в сторону «фердинанда». С надеждой подумал: может, смогут его поджечь, пока эта 68-тонная громадина будет разворачиваться в их сторону? Снова глянул вправо и аж задохнулся: теперь два факельщика со всех ног бежали к нам по траншее!

— Вася! Вправо по траншее, двумя гранатами, огонь! — скомандовал Плаксину, а в голове промелькнуло: если долетят до нас эти увесистые горящие кугели, полыхнем мы, как миленькие, над проклятой траншеей, уж поджигать-то они умеют! — отступая, поджигают все, что может гореть, может, и эти из спецкоманды для поджога техники.

Услышал глухой звук выстрела слева, ощутил металлический удар по левому борту и, глянув в сторону выстрела, опять увидел вражеских бронебойщиков с ружьем! Молниеносно схватил одну из выложенных Валерием гранат и, дернув чеку, швырнул в сторону бегущих! В траншее по обе стороны от самоходки все наконец смолкло, лишь справа на дне горели факельщики. Экипаж немного успокоился, хотя продолжал оставаться в небоеспособном, буквально подвешенном состоянии. Из аварийного люка видны были обе гусеничные ленты, лежащие поперек траншеи, но шквальный автоматно-пулеметный огонь вдоль траншеи и сверху, с чердака, замуровал нас в машине, даже подступиться к натяжению не было никакой возможности.

— Валерий, режь по чердаку! Осколочным! Огонь! — скомандовал наводчику.

— Не хватает угла подъема пушки, товарищ лейтенант! — доложил Королев.

— Бей в подчердачный простенок! Взрыватель замедленный! Огонь!

И вражеский пулемет смолк. А мы вдруг услышали через приоткрытый люк: «Ур-р-а-а! Ур-р-а-а!» — это стрелковые подразделения дивизии Гусева продолжили наступление.

Вскоре в окопах и траншеях завязалась рукопашная схватка, сопровождаемая короткими автоматными очередями и взрывами гранат. Решительной скоротечной атакой мотострелки и автоматчики выбили неприятеля из двух первых траншей, и бои переместились в город.

Дрались за каждый дом! Гитлеровцы превратили их в настоящие бастионы, используя толстые, старинной кладки кирпичные стены как щит, а оконные проемы — в качестве бойниц. Но наши танки и самоходки огнем орудий и пулеметов уничтожали эти огневые точки, тем прокладывая дорогу стрелковым подразделениям. В направлении нашей обездвиженной машины шли три танка и две самоходки — Степанова и Фомичева, за ними бежали разведчики и почти весь взвод управления во главе со своим командиром лейтенантом Матвеевым, с ними увязался и сын полка Рема Чугунов.

Рему нашли разведчики в сгоревшей деревне — худого, голодного, грязного, дрожавшего от холода в какой-то погребной яме. Старые солдаты Михаил Шихирин и Сергей Рассоха умыли и накормили, переодели парнишку, и этот двенадцатилетний мальчик стал у нас первым сыном полка — очень смышленым и храбрым сыном! Вообще-то звали его Рем; более мягкое ласковое имя Рема дали ему разведчики. В нынешнем бою он участвовал уже с автоматом, и, когда разведчики, выбив противника из дома, вынудили его отступить, Рема из засады автоматной очередью почти в упор уложил пробегавшего поблизости немца — тем открыв личный счет возмездия за расстрелянных родителей.

Еще продолжались бои за ближайшие к нам дома, а к самоходке уже подкатила ремлетучка с бригадой Ишкина, и мы сразу же приступили к ремонту.

— Повезло вам, Василий Семеныч! — с радостью сказал Ишкин.

— Повезло, да не очень, Василий Василич, с час уже висим над траншеей, почти не принимали участия в бою.

Подошел танковый тягач и стащил самоходку с траншеи. Вокруг не переставая рвались снаряды, часто заставляя нас бросаться на землю, но через час общими усилиями ремонтников и экипажа машина была восстановлена. С большой радостью мы двинулись догонять батарею. Ишкин, всегда предпочитавший находиться в гуще боя, примостился с трофейным пулеметом за башней.

Подоспели мы в боевые порядки, как раз когда наши отбивали контратаку. Подтянулось еще несколько танков, самоходок, и контратака врага захлебнулась. Противник начал общее отступление.

К полудню исторический город Глухов — с его триумфальной аркой, белокаменными надгробиями гетмана Скоропадского и его супруги, со старинными церквами, соборами и монастырями, с колоколен которых только что оккупанты вели пулеметный огонь, был освобожден.

Хотя главными освободителями были воины стрелковой дивизии и экипажи танковой бригады, но всем нам бросали цветы из окон и с балконов, с тротуаров! Букеты падали на броню, в открытые люки! Трудно описать чувства, охватившие нас тогда! Мы испытывали тройную радость! Был освобожден старинный русский город! Радовало, что частично была в том и наша заслуга! И конечно — счастье встречи с ликующими, счастливыми жителями! Люди сбросили с себя фашистское рабство, а мы как бы воплощали собой их волнующую радость.