Альваро Прендес - Военный летчик: Воспоминания

На следующий день рано утром, облачившись в отглаженный мундир и позавтракав, я встретился с другими пилотами из группы 54-Q, а также летчиками, подготовленными на Кубе. Все они оживленно что-то обсуждали. Я узнал, что мы едем в штаб на базе Колумбия к генералу Франсиско Табернилье - командующему армией.

Мы собрались на первом этаже в приемной командующего военно-воздушными силами. В 8.00 адъютант проводил нас в его кабинет. Мы поприветствовали его как положено. Полковник ответил нам любезной улыбкой. Было видно, что он гордится нами.

– Мистер Прендес, мистер Куэльяр и все остальные, как ваши дела, все уже позавтракали? - поинтересовался оy

В этот момент вошел ординарец с огромным подносом, на котором дымились чашки с ароматным кофе. Новая военная форма, отличный завтрак, сигара, прохлада кабинета и чувство собственного достоинства, а также зависть со стороны старых офицеров - все это вызывало у нас огромное удовлетворение. Мы, овладевшие современной техникой, считали себя ударной силой всей авиации. Позже нам предстояло встретиться с командующим армией.

Прошло всего лишь десять минут после того, как мы пришли в приемную командующего ВВС, когда к нам вошел генерал Эулохио Кантильо и с улыбкой пригласил вас в кабинет командующего армией. Кабинет был просторный, хорошо обставленный. Преобладали желтоватые тона. Нас уже ждал пожилой человек высокого роста, немного полноватый. Белые седые волосы подчеркивали смуглый цвет его лица. Огромные уши казались распухшими. Под глазами набрякли мешки. На его лице не было выражения суровости, которую, как правило, напускают на себя некоторые военачальники. Скорее, на нем был оттенок хитрости, присущей людям, привыкшим вести политические интриги.

Он пошел нам навстречу, и тут генерал Кантильо учтиво сказал, широко улыбаясь:

– Это новые летчики, прошедшие подготовку в Соединенных Штатах.

Генерал приблизился к нам, по-отечески улыбаясь. Все было как в спектакле, каждый исполнял свою роль, от главной до второстепенной. Нас представил ему его сын, командующий ВВС, полковник Табернилья.

К концу встречи, перед тем как проститься с нами, генерал Табернилья подозвал своего сына, как будто они были у себя дома, й спросил:

– Почему ты не даешь отпуск парням?

Все было подготовлено заранее. Генерал знал, что нужно будет пообещать нам что-то. Мы же еще перед отъездом из штаба ВВС подготовили одного молодого пилота к тому, чтобы он, если генерал спросит, есть ли какие вопросы, намекнул про отпуска для офицеров.

Продолжая ворчать, генерал назидательным тоном сказал:

– Винси слышать не хочу о том, что ты не дашь им отпуск! - И, используя до конца предоставившуюся возможность, он продолжал: - Пусть и летчики отдохнут.

Я шел по самолетной стоянке, и неотвязные мысли о полете не давали мне покоя. Лететь предстояло на «Тандерболте», тяжелом истребителе времен второй мировой войны. Погруженный в раздумья, я рассеянно наблюдал за черной точкой, приближавшейся к посадочной полосе номер 26 аэродрома в военном городке Колумбия. Это был самолет лейтенанта Альвареса Кортины, возвращавшегося из Сан-Антонио. Он впервые должен был сажать эту машину на аэродроме Колумбии, и мне подумалось, что с полосой ему не повезло: заход на нее сопряжен с преодолением серьезного препятствия в виде комплекса зданий колледжа «Белен». Посадку Кортина рассчитал неверно, и самолет его не снижался по плавной траектории, а как будто проваливался, и причем на довольно высокой скорости. В довершение всего в тот день дул шквалистый северный ветер.

Я представил себе Альвареса Кортину в кабине. Наверняка обливается потом, пытаясь удержать это металлическое чудище в створе полосы. Я даже про себя как бы помогал лейтенанту: «Высоко выравниваешь, Кортина, высоко! Слишком высоко!… Скорость! Не превышай скорость! Убери газ! Убери!… Эх, парень! Уходи лучше на второй круг! Не видишь разве, что промахнешься?… Не забывай про сильный ветер справа!…»

В самый последний момент, когда казалось, что самолет вот-вот врежется в бетонную полосу, летчику удалось выровнять машину, и она коснулась полосы передними колесами. Наконец-то!… «Тандерболт» мчался но бетону. Но неожиданно самолет все быстрее и быстрее начал отклоняться вправо. Я с ужасом смотрел, как явно неуправляемый самолет несется по траве, словно сошедший с рельсов поезд. Я боялся, что летчик, опасаясь врезаться в стоящие кругом самолеты, наверняка резко затормозит. Этого нельзя было делать ни в коем случае! Я застыл, словно околдованный этой ужасной картиной, не в силах что-либо предпринять. Вот начал задираться хвост самолета… Выше, еще выше! Машина клюнула носом и пропахала землю капотом. Четырехлопастный винт разлетелся на кусочки. Осколки металла и комья земли брызнули во все стороны; потеряв скорость, машина замерла, но хвост ее уже начал переваливаться через верхнюю мертвую точку, и самолет перевернулся. Плексигласовый фонарь кабины пилота расплющился о землю. Это было страшно! Я окаменел от ужаса. Но мой столбняк продолжался несколько секунд, пока механики и пилоты, находившиеся метрах в пятидесяти от катастрофы, не бросились к объятому пламенем самолету. Я помчался за ними. Пожарная машина и я оказались там почти одновременно. Кровь стыла от вида происшедшего. Изуродованный самолет с огромным вздыбленным шасси напоминал большое израненное животное в агонии. Мы медленно приблизились к раздавленному фонарю кабины, ожидая, что вот-вот покажется окровавленная голова пилота… Невероятно! Он шевелился… Он был жив! Голова его была прижата к груди, шлем искорежен, одна рука снаружи, ее придавил фюзеляж.

Пожарники начали тушить огонь. Пена растеклась толстой, густой пленкой. Только бы не заполнила кабину и не задушила Кортину… Кто-то закричал:

– Дурачье! Осторожнее с пеной!…

Человек пятьдесят толпились у конца крыла, пытаясь хоть немного приподнять его, чтобы вытащить из кабины пилота, который дышал через трубку кислородного аппарата. Но все было напрасно. Металлическая туша не поддавалась усилиям людей. Тут подоспел автокран… Альвареса Кортину вытащили, и вот уже машина «скорой помощи» помчалась в военный госпиталь. Я стоял на подножке, и ветер хлестал мне в лицо. Когда мы приехали, врач сказал, что шанс спасти руку еще есть.

К вечеру стало нестерпимо душно. Лишь едва заметный ветерок чувствовался в липком, горячем воздухе. Мы разговаривали с Бомбой, пока он мыл мою машину. Сухие листики сейбы медленно падали на мои плечи.

– Лейтенант, что вы скажете про сегодняшнюю катастрофу?

Иссиня-черная кожа Бомбы резко контрастировала с его белыми зубами и белками глаз.