Альваро Прендес - Военный летчик: Воспоминания

– Бомба, сегодня я и слышать не хочу о самолетах. Бомба быстро водил тряпкой по капоту автомобиля, и мне казалось, что он время от времени испытующе посматривает па меня, стараясь разгадать мои мысли… Мне вспомнился лейтенант Перес Пилото, первый летчик, погибший на «Тандерболте». В начале 1953 года, когда я учился в Соединенных Штатах, я получил письмо и пожелтевшую газетную вырезку с фотографией груды обломков, оставшихся от самолета Переса Пилото.

Вспомнил я, как люди говорили тогда, что это была чуть ли не диверсия, и будто бы нашлись такие, кто будто бы видел, что, когда самолет загорелся, никто и цаль-цем не шевельнул, чтобы спасти летчика, который еще был жив. А все потому, что Перес Пилото был якобы замешан в каком-то антиправительственном заговоре… Теперь я живо представил его себе. Невысокий, с черными усами, с неестественно большими глазами и вечно сдвинутой на затылок фуражкой. Он мгновенно взрывался, едва разговор заходил о политике, и тогда поток его ругательств невозможно было остановить. Высказывался од всегда очень неосторожно, речь его наполовину состояла из самых нецензурных слов, и все в адрес правительства и Батисты. В такие моменты Перес Пилото должен был выговориться до конца, чтобы облегчить душу.

Он был самым популярным летчиком в кубинской авиации. Вечный противник устава, он иронизировал над ним, насмехался над устоями армейской жизни. Солдаты обожали его, и я уверен, что он намного лучше чувствовал себя в их компании, чем среди офицеров. Перес Пилото был исключительным явлением в нашей авиации. До поступления в летное училище он работал мясником на гаванском рынке, на площади Вапор. В курсанты он выбился благодаря своему нечеловеческому упорству. Не это не прошло даром для его здоровья, и вскоре у него повысилось давление. Однако при поступлении ему удалось усыпить бдительность врача, и его приняли.

Таким образом, несмотря на свое плебейское происхождение, он сумел стать офицером. Добившись цели, оя не только не скрывал, а, наоборот, подчеркивал свое социальное происхождение.

Через несколько месяцев после переворота 10 марта 1952 года патрульные полеты на «летающих гробах» участились. В то утро Перес не должен был лететь, да он и не очень-то рвался в небо, несмотря на свою всепоглощающую страсть к полетам. Вечер он собирался провести в кругу семьи, отпраздновать день рождения своего маленького сына. Но тут раздался голос из громкоговорителя, призвавший лейтенанта Переса Пилото в оперативный отдел. Там ему предложили вылететь на патрулирование вместо заболевшего офицера. Лейтенант не замедлил отреагировать на приказ несколькими крепкими словечками, но затем добавил:

– Какой номер у этого вонючего «гроба»?… Позвоните жене и скажите, пусть не разрезает торт, пока не увидит, что я иду на посадку.

Перес Пилото жил в скромном домике в нескольких метрах от забора, окружавшего городок Колумбия…

Полоса мчалась на него с огромной скоростью. Это было явное нарушение режима посадки. Наверное, пилот был переполнен радостью и его доброе сердце билось учащенно, стараясь не отставать от стремительного рокота старого мотора. Сыну исполнился год, жена ждала Переса в домике, который они сняли, когда поженились. Перес Пилото был хорошим семьянином.

Он шел на посадку как после боевого вылета: снижался, почти не сбавляя скорости, но, к несчастью, забыл переключить винт на автоматический режим изменения шага, да к тому же неверно рассчитал заход на посадку. Когда он понял, что из-за большой скорости идет мимо посадочного знака, то резко дал газ, возложив надежды на силу мотора, которая должна была помочь ему уйти на второй крут… Все бывшие в тот день на летном поле услыхали, как сначала взвыл, а затем захлебнулся мотор: не сработал механизм переключения шага винта, поэтому у него не хватило сил… До конца полосы оставалось совсем немного, когда обессиленная машина рухнула на землю. Это видели все. Видела и жена, с сыном на руках ожидавшая Переса возле домика.

Бомба мне рассказывал потом:

– Когда мы подоспели к месту аварии, я увидел его в кабине, но мы никак не могли сбросить с нее этот чертов фонарь. Я видел, как Перес тщетно пытается вырваться из герметичной кабины, и я метался с топором вокруг, но, клянусь, никак не мог пробиться к нему… Затем последовали два взрыва, и самолет с лейтенантом превратился в жалкие, обгоревшие останки.

Солнце стояло почти в зените, и, когда я неосмотрительно поднял голову к небу, его лучи больно ударили в глаза. Я словно ослеп, и перед моим затуманенным взором закрутились в хороводе разноцветные пятна…

В 1973 году я в качестве заместителя начальника Управления внешних сношений Министерства революционных вооруженных сил сопровождал иностранную делегацию во время ее посещения одной из школ. Вдруг кто-то дотронулся до моего плеча. Я обернулся: передо мной стоял молодой человек… Что на наваждение! Не может быть! Такое сходство?!

– Вы майор Прендес?

– Да.

– Я сын погибшего лейтенанта Переса Пилото, преподаю физику в этой школе, член партии… Ведь вы были знакомы с моим отцом, не правда ли?…

Вечером того дня, когда разбился Альварес Кортина, я пришел в наш клуб. В углу бара, как обычно, шушукались подвыпившие летчики. Я очень спешил. На ходу спросил официанта, нет ли мне письма или записки, а затем, перескакивая через ступеньки, понесся вниз по лестнице: до встречи с Магги у меня оставались считанные минуты. Выехав из ворот городка, я нажал на акселератор, и мой «бьюик» помчался по темной улице. Видна была только прямая светлая дорожка впереди, все же, что оставалось вне света фар, скрывала темнота. Неожиданно справа у обочины я заметил два раскаленных уголька… Еще мгновение, и раздался удар по переднему бамперу, а угольки оказались под колесами машины… Я резко затормозил, но было уже поздно: я раздавил черную кошку. Зачем она бросилась под автомобиль?… Я вновь прибавил скорость… «Черт подери, - думал я, - эта сегодняшняя катастрофа с Альваресом Кортиной, теперь кошка-самоубийца, а завтра мне быть на «летающем гробе» с раннего утра…» Я не мог не признаться, что предстоящий полет на этой машине меня очень беспокоил…

Почему-то перекрыли движение по Ведадо, и надо было сделать большой круг… А тут еще эта духота!… Да, 1955 год оказался жарким…

Наконец я добрался до 23-й улицы, но тут, как нарочно, регулировщик продержал меня у светофора не менее пяти минут… Менаду тем проснулась, ночная Газана. Вот прошли две элегантные красотки, наверное, в отель «Капри» или«Насьональ», которые сверкали огнями рекламы на фоне погрузившегося, во тьму моря. Наконец загорелся зеленый свет. Поехали! Но что это? У кафе «Сибелес» затор: чуть ли не поперек улицы стоит полицейская патрульная машина. Я бросил взгляд на кафе: оттуда должен был выйти кто-то, кого ждала машина.