Альваро Прендес - Военный летчик: Воспоминания

– Послушай, Карол, ты знаешь, что в стране началось широкое движение против Батисты?

С безразличным видом он пощипывал струны гитары.

– Я по мере сил помогаю этому движению так же, как и многие другие офицеры, которых ты знаешь. А когда оно перерастет в восстание, что будешь делать ты?

Карол все так же улыбался и перебирал струны.

– Продолжай.

– В общем, это движение объединяет три рода войск нашей армии, и в него входят люди из Движения 26 июля…

Вместо ответа он спросил меня:

– Ну а в случае восстания кто и как оповестит нас в этой глухомани?

Я ответил, что оповещен он будет при любых обстоятельствах, но я все-таки хотел бы энать, что предпримет он и другие ротные командиры в случае восстания. Нам нужно, чтобы молодые офицеры хотя бы сохраняли нейтралитет, если они, конечно, намерены бороться за свержение режима.

Карол ответил:

– Послушай, не надо рассказывать, что происходит в стране, и прежде всего здесь. Я все знаю получше, чем ты. Готов сотрудничать при условии, если ты нам гарантируешь успех.

У меня чуть не вырвалось: «А мне кто его гарантирует?» Но я промолчал, а он продолжил:

– Здесь есть группа офицеров, большинство из них знакомы тебе. Они все прекрасно понимают, что в армии царит коррупция и беспорядок. Все, что ты должен сделать, это сообщить мне о готовящихся событиях за несколько дней. Мы будем начеку, а как только поймем, что происходит что-то неладное, возглавим роты и по меньшей мере нейтрализуем их, чтобы избежать участия в боевых действиях против Фиделя.

Я спросил его об офицерах, на которых он мог положиться, и он назвал фамилии, знакомые мне еще по пехотному училищу.

– Не думай, что здесь у нас возник заговор, нет! Просто все, что происходит в стране, - это сплошное дерьмо!

– Тогда все в порядке! Есть вопросы?

– Не беспокойся, как только ты меня известишь или мы узнаем, что в армии происходит что-то неладное, мы выведем роты из зоны боевых действий.

Близился рассвет, и я почувствовал, как устал за день. Наверное, мне просто действовали на нервы и это грязное кафе, в котором было полно военных в желтой форме, бренчавших винтовками, касками, штыками, и запах рома, и звуки музыкального автомата. Я явно утомился, и мы медленно поплелись по той же улочке, по которой добрались до кафе. Мы шли в темноте, и между нами искрилась под луной перламутровая нить инкрустации на гитаре Карола. Тишину нарушал только стук камешков, вырывавшихся из-под наших ботинок, и лай собак, на этот раз более злобный, наверное, потому, что уже было позднее время.

Камни, выбеленные лунным светом, казались диковинными, а с гор долетал свежий ветер, неся с собой ароматы глубоких ущелий, высохших рек и горных вершин, на которых он крутился, словно безумный, сталкивался с камнями, грозно вздыхал и дико улюлюкал. Долетая до нас, ветер становился легким и нежно обволакивал нас. Оба ручейка неслись вниз и чуть слышно журчали. Вдали едва различались городок Эстрада-Пальма и горы Сьерра-Маэстры.

Вот и поселок. Теперь я немного успокоился - путешествие не было напрасным. Теперь я знал, что, если дела наши пойдут хорошо, здесь, в Сьерра-Маэстре, у нас будут союзники. Хотя особых иллюзий на этот счет я не строил… Для того чтобы эти офицеры выступили, должно было произойти нечто сверхъестественное, и только в тот момент, когда они почувствуют, что успех обеспечен, они начнут действовать сами.

Утро было туманным. Дневальный рано разбудил нас. Пора было подниматься и готовиться к отлету в Гавану.

Туман и утренний холод проникли в деревянный дом и смешались с дымком от прогоревших дров и ароматом горячего кофе, который приготовил старый повар.

Вокруг меня желтоватыми прямоугольниками торчали противомоскитные пологи, из-под которых доносился храп. На улице замерли уставшие часовые. Ночь прошла тихо, без треска гранатометов и выстрелов снайперов.

Поднялся и Жандарм. Он молчал, и это не предвещало ничего хорошего. Наверняка думал о том, как взлетим и будем возвращаться в таком тумане. Может быть, ночью ему снились кошмары, и теперь он был подавлен страхом перед возможностью погибнуть в катастрофе. А может, ему виделся огонь, пожиравший искореженные останки самолета и человеческие тела, раздавленные металлом. Мне даже стало жалко его. Мы пошли к самолету. На маленькой земляной площадке стоял наш «старикан». Сразу можно было понять, что он устал, крылья его обвисли, а с заостренного и блестящего носа стекали капли воды. Негр Сантакрус, бортмеханик, протер изнутри плексигласовый фонарь летной кабины, проверил наличие горючего, масла, гидравлической смеси.

Наконец все было готово, и моторы взревели. Кажется, с ними все было в порядке, да и «старикан», пожалуй, был готов к взлету с этой короткой и опасной земляной полосы.

На этот раз Жандарм позволил себе роскошь быть добрым, воспитанным, мягким… Он церемонно склонил голову и указал правой рукой на рукоятку управления… Наверное, он в эти минуты был счастлив. Впрочем, мы оба были счастливы. Каждому из нас знакомо особое состояние духа перед полетом, но сейчас никто не хотел быть откровенным: он - из-за лицемерия, я - из-за стыда.

Я понимал: мое дело - продолжать играть роль ученика, вежливо и учтиво улыбаться. Я должен был осторожно взвешивать каждое слово, каждый жест и даже улыбку. Если все будет идти так, как шло до сих пор, и я не нарушу правил игры, все закончится успешно. Я знал, что мне, к несчастью, придется перенести и финальную часть спектакля. После того как мы приземлимся, подпишем полетный лист в диспетчерской, Жандарм, широко улыбнувшись, пригласит меня в бар на рюмку старого выдержанного рома. И я ни в коем случае не откажусь от приглашения. Финал я знал наизусть. Знал, что в присутствии всех наших товарищей он скажет: «Лейтенантик! Вы заработали ром». И в этот момент его улыбка, которая до этих слов была любезной, станет злой. Мне надо быть начеку, в особенности после первых рюмок. Затем он скажет хриплым голосом: «Лейтенант, вы неплохо летаете, и вправду неплохо… Хотя вы еще новоиспеченный летчик… Мне кажется, вам не хватает уверенности в себе. Поймите меня правильно, никто не говорит, что вы трусите. Да, да… извините меня, я должен повторить, чтобы кто-нибудь не интерпретировал мои слова неверно…»

Занятый своими мыслями, я забыл доложить о прохождении последнего контрольного пункта. Горы Эскамбрая проплывали под левым крылом, а еще левее и южнее зеленело море. Моторы работали ритмично, я бы сказал, весело, они были словно два коня, почувствовавшие приближение родных мест. Я поудобнее уселся в кресле и закурил. Полет в Сьерра-Маэстру прошел удачно, и я был рад, что мы возвращались в Гавану.