Юрий Левин - Схватка

Клинов прибыл не один. С ним еще трое: Нечаев, Клим Гулько и новенький боец во взводе Ашот Галстян, пулеметчик.

— Это же дивизия! — обрадовался Усольцев. — Ну, фрицы, трепещите!

Всех по очереди обнял Емельян, Клима расцеловал.

— Сто лет тебя, Климушек, не видел. Жив? Цел?

— Как видишь, на усиление прибыл.

— А ты, Захарка, каким чудом сюда забрел?

— Ты ушел, и я за тобой. Это шутка, елки-моталки. Команда нам последовала: сматывать удочки. Вот мы и смотали их с Хафизовым. Его во взводе оставили, а меня снова в твое подчинение.

С новичком Усольцев тоже поговорил, узнал, что родом он из Ростова-на-Дону, слесарь, на заводе работал, десятилетку окончил русскую, а армянский язык тоже знает, и на войне с первого дня, успел даже в госпитале побывать. Ранили в Калинине, в уличном бою, а лечился в Саратове, откуда и прибыл в Сталинград.

— Вижу, все мы вояки с понятием, — сказал Усольцев.

— Только я неуч, — возразил Клинов.

— Не скажи, километра полтора пузом пропахал асфальт — это уже академия!

— Да, чуть не забыл, — спохватился Клинов. — Лейтенант велел передать, что ты, Усольцев, назначаешься комендантом особняка.

— Комендантом? Звучит. Коль так, быть и вам комендантами, — решил Усольцев и, чтобы обеспечить круговое наблюдение, за каждым закрепил комнату. Нечаев стал комендантом кухни, Гулько — коридор получил, Галстян — зал, а Клинов стал именоваться комендантом спальни.

— Подфартило тебе. Костя, — расплылся в улыбке Нечаев. — Мне бы к перинам, елки-моталки.

— Женатикам туда нельзя, — отпарировал Усольцев.

— Почему так?

— Есть причина. Верно, Клинов? Объясни Захару...

С рассветом засуетился трехэтажный дом. Усольцев, устроившись на кухне рядом с Нечаевым, хорошо видел все три его подъезда. Увидел и немцев, бежавших гуськом вдоль дома и скрывавшихся за дверью подъезда, который ближе других был к нашему переднему краю. Ожил и пулемет: дал несколько коротких очередей.

— Откуда бьет? — спросил Усольцев.

— Шут его знает. В окнах никого. Зови сюда Ашота.

Галстян с пулеметом тут же явился.

— Пристраивай пулемет у окна, — распорядился Усольцев. — Только аккуратно, чтоб не заметили тебя, Жди команды.

Немецкий пулеметчик умолк. Минут двадцать длилась тишина. Потом снова треск пошел. Теперь немец длинно строчил.

— На чердаке он, — произнес Галстян. — Оттуда блеснул огонь. Сам видел.

Из коридора явился Гулько.

— Что у тебя? — оторвался от окна Усольцев.

— Глухо. Нихто к нам не лезет.

— Все равно наблюдай. Могут нагрянуть. Будь начеку. Пулемет снова умолк и долго не подавал никаких признаков жизни. Усольцев услышал голос Клинова и пошел к нему. Тот доложил, что немцы покатили за дом орудие.

— Атаковать собираются, — произнес Усольцев. — Продолжай наблюдение.

К Усольцеву подскочил Нечаев.

— Немец к крайнему окну на третьем этаже пулемет приставил. С чердака сполз. Ашот тоже видел.

— Кочует, собака, — на ходу произнес Усольцев и примостился рядом с Галстяном.

— Беру на мушку, — сообщил Ашот. Усольцев кивнул головой и тихо сказал:

— Когда полезет открывать окно, рубани.

— Есть рубануть!

Усольцев поднял шпингалет и, осторожно толкнул раму. Окно распахнулось. Галстян еще четче увидел ствол немецкого крупнокалиберного пулемета. Немец же пока не показывался. И вдруг над особняком, прямо над его крышей, возник такой свист, что все съежились и присели. За свистом тут же последовал взрыв, от которого стены заскрежетали, и все, что было в комнате, зазвенело, забренчало, с грохотом повалилось на пол. Из коридора приполз Клим, усыпанный побелкой.

— Дверь вырвало и крыльцо будто бритвой срезало, — доложил он.

Усольцев кинулся в коридор. Все двери в комнаты нараспашку. Позвал Клинова, но ответа не последовало. Шагнул в его комнату и замер: весь угол развален, кровати перевернуты, пухом устлан пол. Лишь картина удержалась на стене, она чуть-чуть накренилась, Данаю ничем не тронуло, вот только амура, что витал над ее головой, трещина надвое разрубила.

— Клинов! — выдохнул Усольцев.

Не отозвался. Заглянул под кровати, и там не было Клинова. Стал разгребать пух, и только в углу, где громоздились простыни да одеяла, Емельян наткнулся на недвижимого напарника. Припал к нему ухом: кажется, дышит. Позвал Клима. Тот тоже послушал:

— Живе, — произнес Клим и начал легонько тормошить Клинова. — Вставай, Костя, вставай!

Клинов шевельнул руками и открыл глаза.

— Жив! — обрадовался Клим. — Гляди, Емельян, глазами моргает.

— Можешь встать? — спросил Усольцев. Клинов не отреагировал, по-прежнему недвижимо лежал. Его бледное лицо с давним шрамом над левой бровью усеяли перья-пушинки. Клим дунул, и они будто снежинки заплясали.

Клинов потянул руки к ушам и, сморщив лицо, начал их тереть.

— Он нас не чует. Оглох.

— Ты слышишь меня? — спросил Емельян. Клинов по губам Усольцева догадался, что его о чем-то спрашивают, и молча показал на уши.

— Контужен, — сказал Усольцев, и вместе с Климом они перенесли товарища в уцелевшую кухню. Там устроили ему постель и уложили.

— Мне кажется, крышка нам всем здесь будет, — со вздохом произнес Нечаев.

— Ты чего это застонал? — удивился Усольцев.

— Не немцы, так свои укокошат.

— Свои?

— Ну, а кто же всадил в нашу обитель этот снаряд или, скорее, мину? Думаешь, немчура? Наши ж бьют. Слышишь, свист над нами... Елки-моталки...

— Живы будем, не помрем... А что пулеметчик?

— Отдыхает, — ответил Галстян.

Усольцев посмотрел в окно и заметил, как из подъезда, куда на рассвете гуськом бежали немцы, трое вынесли миномет и у самого дома начали его устанавливать.

— Ну, дудки! — зло произнес Усольцев и, велев не сводить глаз с пулемета, кинулся в коридор. Никто не понял, зачем он туда пошел. Только Клим, перехватив его, спросил:

— Куда?

— За мной!

В «пуховой» комнате, подойдя вплотную к разваленному углу, через дыру увидели улицу и строения, в которых должны быть немцы.

— Держи их под прицелом, а я с минометом попробую разделаться.

Усольцев боком пролез в дыру и прыгнул вниз. Припал к холодной земле, огляделся и пополз к углу особняка. Чуть высунув голову за угол, увидел минометчиков. Они подтаскивали к миномету ящики. Еще подался вперед и замер. Немцы стали копошиться у ящиков. Потом один взял мину и пошел к миномету. Усольцев нажал на спусковой крючок, и длинная очередь из его автомата уложила всех троих.

Галстян и Нечаев все видели: минометчики не пикнули — свалились наземь и даже не шевельнулись. Тут же появился немец-пулеметчик и, толкнув раму, зачем-то высунулся в окно, возможно, хотел увидеть, кто стреляет. Галстян не упустил своего шанса: одной короткой очередью уложил немца на подоконник.