Александр Граков - Дикие гуси

И вдруг общий вопль внезапно, как по команде стих. Продолжали раздаваться лишь отдельные не то выкрики, не то стоны:

— О-о-ой! О-о-ой! — которые постепенно подхватили все находящиеся в вагонах женщины.

«Встречающие» не врубались сперва — что к чему, затем раздался чей-то выкрик:

— Мужики, они же вагоны раскачивают!

Действительно, зэчки, вцепившись руками в переплеты решетки, под эти выкрики ритмично дергали ее на себя. Последствия начали сказываться уже через несколько таких рывков: вагоны плавно качались, пока еще на рессорах, но амплитуда колебаний с каждым качком увеличивалась. Еще несколько рывков…

Первыми очухались сопровождающие состав конвоиры. Привязав длинные поводки словно взбесившихся овчарок к подножкам, они по команде все того же сержанта сорвали с плеч автоматы и защелкали затворами.

— Предупреждаю… — начал было армянин, но, видя, что через минуту уже будет поздно кого-либо предупреждать, мазнул рукой — давай, мол!

Плотный автоматный огонь по крышам вагонов сделал свое дело: женщины с визгом ломанулись от решеток к противоположной стене. Но получилось хуже — бросок совпал с очередным наклоном вагонов в ту же сторону. Состав качнулся еще сильнее, на какую-то долю секунды замер с оторванными от левой рельсы колесами и — с треском и скрежетом рухнул на тупиковую насыпь по ту сторону перрона. Вой перепуганных и искалеченных овчарок смешался с отчаянными воплями там — внутри вагонов.

— Дошутились, падлы! — Олег и сам не знал, к кому отнести свое высказывание.

Но секундный шок от увиденного уже прошел, он рванулся к сержанту, как к старшему надзора.

— Где ключи от дверей?

Тот трясущимися руками безропотно протянул связку…

Через пять минут открыли решетки на вагонах. А через пятнадцать — сгоняли всех заключенных общей кучей, как стадо баранов, в пустующий контейнерный склад. Сюда же принесли раненых, которых, к счастью, оказалось всего двое: пожилая зэчка до отключки треснулась головой о металлическую стойку, а одна из молодых умудрилась сломать руку. Синяки и ссадины в расчет не принимались.

В темном помещении склада разобраться — кто, где и что из себя представляет, можно было лишь с помощью фонарика, а пока кто-то из начальства подсвечивал у входа, проверяя списочный и наличный состав заключенных, залетевший в горячке дальше всех на территорию пакгауза Олег почувствовал чьи-то руки на своем теле. Они уверенно, в полной темноте, скользнули сверху вниз по пуговицам гимнастерки, и она распалась спереди на две полы.

— Эй, эй, кончай ночевать! — попробовал отбрыкнуться Грунский.

Не следовало ему, наверное, вообще вякать. Ибо, услышав мужской голос рядом, женщины рванули со всех сторон, как осы на свежеразрезанный арбуз. В один миг гимнастерка слетела с него, и нашел он ее собственной голой задницей уже на полу — руки опрокинули его, разложили, не забыв сдернуть по пути штаны и трусы.

«Да что они, кошки — в темноте так ориентироваться?» — успел еще удивиться, и тут же сверху низ его живота придавило упругой округлостью, а жадные пальцы захватили его сразу же восставшую плоть и принялись запихивать ее в плотную горячую щель.

«Не дай Бог, старуху какую подсунули!» — он уже решил отдаться во власть женщин и получать удовольствие, но хотелось бы кого помоложе.

Олег протянул над собой руки, и… они наткнулись на остро торчащие груди и каменные, затвердевшие от желания шишечки сосков.

— Не волнуйся, специально для тебя берегла! — раздался сверху свистящий жаркий шепот, затем — полувскрик-полустон, от которого он задрожал, закаменел, готовый взорваться, и вдруг почувствовал, как девичье тело соскользнуло с него, а чьи-то руки, зажав мертвой хваткой естество, ловко перевязывают его тонкой нитью.

«Эге, про это мы уже слышали!» — быть изнасилованным группой женщин ему совсем не хотелось: знал по рассказам «братвы», что потом месяц враскорячку ходить придется, если импотентом еще не сделают. Олег рванулся, но руки его были зажаты, как в тиски, ноги тоже. Хотел заорать, выматериться — в рот сунули тряпку с резким, знакомым запахом пота.

«Да это же мои носки!» — догадался враз, и, наверное, нежелание жрать грязь со своих же ног добавило злости и силы. Вырвав, наконец, ноги, резко двинул их махом вперед, не придавая уже значения тому, что лупит по «слабому полу», затем еще раз. Охнули, вскрикнули — освободились руки. Ну, теперь полегче будет! Сорвав нитку с интимного места, он рванулся к далеко впереди светлеющему выходу, колотя направо и налево кулаками с зажатыми в них носками. Уже было совсем вырвался из плотно обжимавшего кольца разгоряченных женских тел, когда услышал откуда-то сбоку жалобно-негодующий полукрик Светлова:

— Что вы делаете, шалавы, без наследства оставить хотите? Я же не бык-производитель, в конце концов!

«Ого, землячок в беде!» — и начал кулаками и ногами прокладывать дорогу вбок — к Вовчику. И вскоре, пнув ногой очередную упругую плоть, наступил еще на одну.

— Вот сволочи, под конец слонов ко мне припустить решили! — Светлов в любой ситуации способен был на шутку.

— Вставай, осеменатор! — Олег помог ему подняться. Вдвоем они без особого труда пробились на свет Божий.

Здесь их встретили хохотом собравшиеся закрывать ворота «встречающие». Светлов с Грунским оглядели друг друга при дневном свете и… от души присоединились к веселившимся — посмотреть и «побалдеть» было на что и с чего: оба голешенькие, заляпанные чем-то белесым и… кровью.

— Это еще откуда? — изумился Олег.

— У них тактика такая! — объяснил ему бывший бомж, — Чтобы завести мужика до беспредела, подсовывают ему свеженькую, нетронутую, из вновь поступивших Хоть и очень редко, но попадаются такие «изюминки». А потом уж пользуются «стояком» все по очереди. Так что считай, — звонко хлопнул он земляка по голому плечу, — сегодня ты прошел свое первое боевое крещение! И с честью выдержал его!

— А ты что, тоже проходил такие? — не удержался от вопроса Олег.

— Бывало и похуже! — скромно, не распространяясь сказал бомж.

Им уже несли «отвоеванное» с помощью фонариков обмундирование. Электрики спешно чинили вечно бездействующее освещение склада, на запасных путях с помощью козлового крана ставили на рельсы опрокинутые вагоны, а женщин-заключенных, партиями по двадцать человек, под усиленным конвоем разводили по казармам новобранцев. Вызывались из склада только желающие. Впрочем, недостатка в них не было — забеременевших переводили на общий, более «мягкий» режим, а некоторых затем даже амнистировали… Жизнь катилась по накатанной колее.

Истинную цель готовящегося наступления, разумеется свой вариант, Грунскому постарался разъяснить Сурен — командир штурмовой роты, ереванский боевик, отец четверых детей: