Йозеф Секера - Чешская рапсодия

Ротный соскочил с коня и подошел к мертвым волкам. Это были старые облезлые звери. Бартак посветил фонариком. Пули попали точно: в голову и в грудь. Войта задержал луч на раскрытой волчьей пасти. — Между зубами высунулся язык, покрытый замерзающей пеной. Войта осветил голову другого волка. И у этого пасть была в пене.

— Иди сюда! — крикнул Бартак телефонисту. Красноармеец подбежал, посмотрел на волчью пасть.

— Боже мой, — прошептал он, — да они бешеные! Я из Бессарабии, знаю такие дела… Теперь и Ион взбесится! Товарищ командир, что будем делать?

— Прежде всего Иону ни слова! — приказал Бартак. — Через час вас сменят, и ты отведешь его прямо в медпункт. Скажешь фельдшеру, что я приказал отправить Иона в ближайшую больницу. Мы должны его спасти.

— Исполню в точности, уверяю вас!

Бартак вскочил на коня и рысью поехал обратно в Елань. Тишина лежала над бескрайней степью, в которой, подобно шакалам и бешеным волкам, скрывались белогвардейцы. Бартаком овладело какое-то гнетущее чувство. «Я уже прямо как мой конь, все время что-нибудь чую», — усмехнулся он про себя, и, подхлестнув жеребца, угрюмый, возвратился в город. Кавалеристы играли в карты, хотя лампочки едва давали свет.

Шама сидел у печи. На лбу его выступал пот и скатывался струйками на темное, обветренное лицо. Он курил махорку и досадливо плевал себе под ноги. Бартак молча подсел к нему.

— Хочешь чайку, Войта? — спросил рыжий.

— Водки бы я выпил, да как назло нет ни капли, — ответил Войта. — Я бы теперь целую бутылку разом выдул, сегодня мне что-то не по себе. Пойду пройдусь.

Шама смотрел ему вслед, пока за ним не закрылась дверь, и улыбался. Молодец Войта! Шама вспомнил, как недавно они с Войтой и Голубиреком лихо вышибали казаков из одной мятежной «Диканьки» — так Шама называл все деревни, названия которых и не старался запоминать; здорово они тогда поколотили беляков! Пусть же Войта идет куда хочет. Хоть на вокзал, его девица все равно не приедет — Елань в стороне от Алексикова, скорее может объявиться Маруся на бронепоезде. Говорили, она опять пристала к красным и должна прибыть к нам на помощь…

Бартак вернулся через полчаса. Ему не хотелось идти в комнату, где он жил вместе с ротным Коничеком и Ногой. Постоял, хмуро наблюдая за карточной игрой, которая, в сущности, нисколько его не интересовала.

Внезапно вошел боец из штаба полка и, увидев Бартака, подошел к нему.

— Вот это здорово! Они тут карты мусолят, а полк выступает в Донскую область! Хорошее дело, товарищ ротный командир!

— Какой полк? Что ты мелешь?

— Товарищ командир, я уже целый час вас ищу. Говорю ясно — наш полк! Послал меня командир полка. Вашу роту ведет Пулпан, а вы с вашими кавалеристами должны прикрывать тыл полка. Торопиться не нужно — пехоту все равно догоните. Приказ есть приказ, товарищ командир. Распорядитесь, чтобы ребята седлали коней. Все вещи взять с собой.

— Ну что ж, ребята, значит, по коням! — оживленно вскричал Бартак, затянул потуже ремень и плотнее надел папаху.

Кавалеристы строились не спеша. Беспокойный, любознательный Шама принес весть, что полк ведет сам Книжек. И что он велел двигаться колонной по трое. Говорят, будто казаки спешно свертывают манатки, потому что наши прорвали фронт где-то под Воронежем и гонят белых к Ростову. К Ростову? Бартак слушал и поверить не мог. Вдруг в темном окне комнаты Голубирека открылась форточка и знакомый голос окликнул их:

— Ребята, что случилось? Почему такой переполох ночью?

Бартак подъехал к окну и, удивленный, вскричал:

— Откуда ты взялся, Ондра? Ведь ты по моим расчетам должен сидеть в поезде и ехать в Москву! Или не хочешь в отпуск?

— Был я на вокзале, да не уехал, — засмеялся Голубирек. — Поезд ушел из-под носу. Вот вернулся, поеду утром. Подожди, я выйду к вам.

Он натянул сапоги, торопливо снял с вешалки ремень с шашкой и вышел. Кавалерийский отряд уже был готов к маршу. Лошади били копытами мерзлую землю, фыркали, из ноздрей их валил пар. Монгольские лошади Лагоша, впряженные в тачанку, свесив головы, покорно ждали сигнала трогаться.

— Что скажешь об этом походе, Войта? Ведь еще в шесть часов вечера, перед тем как уйти на вокзал, я разговаривал с Книжеком, и он ни единым словом ни о чем таком не упомянул. Может, не хотел, чтобы я ломал себе голову?

Бартак ответил не раздумывая:

— Спроси в штабе дивизии! Голубирек покачал головой.

— Съезжу туда, — сказал он, щелкнув пальцами.

Шама соскочил со своего гнедого и подвел батальонному командиру белого коня с буйной гривой. Голубирек прямо с земли вскочил в седло и исчез в темноте.

Штаб дивизии находился на другом конце Елани, в двух километрах, и путь лежал по извилистым улицам, но встревоженный Голубирек гнал коня вовсю.

В штабе царило оживление. Киквидзе сидел в своей просторной комнате за широким старомодным столом и говорил с командирами русских кавалерийских полков. Увидев чешского командира, он протянул ему руку:

— Что случилось, товарищ Голубирек? Насколько я знаю, ты уже часа два как должен был мчаться в Москву!

В ответ Голубирек выпалил вопрос — почему Интернациональный полк получил приказ перейти неприятельскую линию без разведки? Начдив широко раскрыл глаза и наклонился вперед, словно ушам своим не поверил.

— Кто дал такой приказ, товарищ Веткин? — закричал он начальнику штаба. — Пока я жив, командую здесь я и никто иной, а я ни о чем не знаю! А вы, товарищ Медведовский?

Никто ничего не знал. Голубирек, торопясь, передал то, что слышал от Бартака. Киквидзе уже был на ногах. Подумав немного, он быстро отдал приказы: приготовить оба бронеавтомобиля, поднять оба русских кавалерийских полка. Штаб имел телефонную связь с постами на линии фронта, и начдив вешал трубку на рычаг лишь затем, чтобы тотчас связаться с другим номером. Приказы его летели во все стороны:

— К фронту подходит Интернациональный полк. Немедленно остановить — запрещаю переходить линию фронта! Если чехословаки не послушаются, воспрепятствовать силой оружия! Необходимо выяснить, почему полк движется в сторону белых. Не терять ни минуты!

Трубка ответила что-то неразборчиво. Киквидзе выругался по-грузински и повесил трубку.

— Едем! — гневно сказал он Голубиреку. — А вы, товарищи Медведовский и Кнышев, останьтесь тут. Белогвардейцы на заре пойдут в атаку.

Моторы броневиков глухо урчали. Начальник дивизии втолкнул батальонного командира к себе в машину, и оба автомобиля покатили к фронтовой полосе. Заамурский и Орденский полки следовали за ними.

Бартак остолбенел, услышав, что случилось. В двух словах объяснил он все Конядре с Шамой и стегнул коня, чтоб догнать броневики. Кавалеристы помчались за ним. Неровное поле, ямы и ухабы, засыпанные снегом, больше мешали броневикам, чем коням. Киквидзе догнал Интернациональный полк у самой фронтовой линии. За полком двигались обозы, кухни и полковой оркестр. Киквидзе обогнал первую роту, выскочил из автомобиля и схватил Яна Пулпана за плечи.