Йозеф Секера - Чешская рапсодия

Книжек пожал плечами и испытующе посмотрел на Киквидзе. Тот не ответил. Кавалерийские командиры поддержали начальника штаба. Командиры пехоты молчали. Артиллерист Борейко наклонился к командиру третьего Рабоче-крестьянского полка, рыжему Яковенко:

— Стоит попробовать то, что предлагает начштаба. Мои батареи в порядке, снарядов пока хватает. — Лицо Борейко горело от возбуждения.

— Я тоже думаю, что ничего другого не остается, — рассудительно ответил Яковенко. — Но это будет стоить больших потерь в людях.

Вацлав Сыхра швырнул на пол окурок и подошел к карте, разложенной на столе.

— Товарищ начдив, — четким учительским тоном произнес Сыхра, — если позволите, я бы посоветовал двинуться по железной дороге на север, в направлении Поворино — Балашов, проще говоря, уйти из Донской области. Там бы дивизия отдохнула, переформировалась и со свежими силами вернулась в Филонове. — И его тонкий пожелтевший от махорки палец провел по карте черту к северу.

Книжек наморщил лоб, собираясь что-то возразить, но Веткин вскочил, опередив его:

— Так и я думал, Вячеслав! Но сначала пошлем разведку на Балашов и Новохоперск. Она передаст нам сведения и подождет дивизию в Поворине.

— Это может выполнить второй Интернациональный, — заявил Сыхра. — У нас подходящее оснащение, есть и пушки и конница.

— Дорогой мой, — устало сказал Киквидзе, — я хочу, чтобы вы охраняли тыл дивизии. Разведку я поручил третьему стрелковому. Товарищ Яковенко, вы готовы?

— Да, товарищ Киквидзе, — ответил Яковенко. — Можем выступать, когда прикажете.

Выйдя из штаба, Яковенко взял Сыхру под руку. Оба они небольшого роста, худощавые. Часто они, с переменным успехом, играют в шахматы.

— Будешь вспоминать, если не увидимся больше? — сказал командир Рабоче-крестьянского.

Комбат выпустил облако махорочного дыма.

— Дорогой Андрей Константинович, не поддавайся страху! У тебя теперь опытные бойцы, пройдешь с ними даже через ад. До свидания в Поворине!

Яковенко пожал ему руку и улыбнулся блестящими глазами. Скрипя новыми сапогами, к ним подошел Книжек, притворяясь веселым. За ним шагал Кнышев, нервно покусывая кончики усов.

— Я вам чуть ли не завидую, товарищ Яковенко, — сказал Книжек, — сможете спать всю дорогу. Вокруг Поворина нет белых…

— Не рассказывайте сказки, — сердито перебил его Кнышев. — Они вокруг так и кишат, как волки. К счастью, Яковенко нет надобности утешать.

— Начдив сегодня видит все в черном свете, — холодно ответил Книжек. — До Воронежа мы, конечно, добрались бы легче. Грязи свободны, а Мамонтов рыскает бог знает где.

— Опять ошибаетесь, командир, — уже нетерпеливо возразил Кныгпев.

Яковенко, не желая больше слушать Книжека, распрощался со всеми и пошел к своему полку. Книжек усмехнулся:

— Люблю я этого парня. Ко всему относится серьезно и отлично разбирается в ситуации. Не было бы тебя, Сыхра, я попросил бы его. Как думаете, товарищ комиссар?

— Вячеслава мы никому не отдадим, — резко ответил Кнышев.

— Что ж, будь по-вашему, — ответил Книжек смеясь. — Всего доброго, а я еще зайду к Голубиреку.

Рабоче-крестьянский полк двинулся из Филонова под вечер. Командиры ехали вместе с бойцами. Яковенко со своими начальником штаба Зайцевым и комиссаром полка Иваном Ионычем Антоновым находился в последнем вагоне первого эшелона. Машинисты приготовили паровозы к дальнему пути, пулеметчики на паровозах могли открыть огонь в любую минуту. После полуночи вышла бледная луна и осветила холмистый край с темными полосами рощ и отдельными купами деревьев. Поля расстилались мирные, успокаивая взор бойцов.

Другие полки, оставшиеся в Филонове, были готовы к погрузке в эшелоны. Киквидзе со своим штабом и командирами полков и батальонов занял зал ожидания.

У дверей сидели командиры бронепоездов. Было их шестеро. Черные кожаные фуражки со звездами они держали на коленях, их мужественные лица выражали решимость. Их никогда не звали к начдиву на совещание или на чай, но сегодня они пришли, чтобы лично выслушать приказ Киквидзе.

— Лучше ехать с пехотой, им бы легче дышалось, — сказал крайний, высокий широкоплечий человек с морщинами на лбу.

— А кто станет охранять обоз? — отозвался его сосед. Матей Конядра смотрел на бывшего хорунжего Николая Волонского, решая, подходить ли к нему сейчас. Командир кавалерийского полка опирался спиной о деревянную стенку; его выбритое юношеское лицо было в тени. Ма-тей нашел, что молодой Волонский совсем не похож на отца, возможно, что и характером не в него пошел. Конядра несколько раз встречался с бывшим хорунжим еще до разведки в район Алексикова, теперь же он смотрел на Николая как на близкого человека. Все-таки он решился:

— Здравствуйте, товарищ Волонский! Если не помешаю, — позвольте передать привет от вашей невестки Зины.

Волонский поднял утомленное от бессонницы лицо. В слабом освещении глаза его казались темными и ничего не выражали. Матея озадачило, что Волонский нисколько не удивлен.

— Я встретился с ней и с вашими родителями в Усть-Каменной. Зина хочет, чтобы я ближе познакомился с вами.

Николай Волонский оторвался от стены и подал ему руку:

— Верно! Зиночка уже писала мне. Я вас искал, но вы тогда ездили в монастырь за генералом Муриным. А после некогда было, сами знаете, последние дни мы оба все время в бою…

Волонский пристально рассматривал Матея, словно ждал, что он ответит.

Конядра принял этот взгляд как проявление дружеского интереса и попытался улыбнуться, но улыбка не получилась.

— Важно, товарищ, что мы в конце концов встретились. Давайте выберем как-нибудь время и поговорим… Мне бы надо потолковать с вами об очень важных делах. Это касается меня и вашей невестки…

Николай положил ему руку на плечо, и в темных его глазах заиграли искорки:

— Я знаю, в чем дело, — мы с Зиночкой никогда ничего не скрывали друг от друга. Она моя двоюродная сестра, мы росли с ней вместе. Потом брат женился на ней, а меня призвали в армию. Присядем где-нибудь в сторонке да выбросим на время из головы все остальное, расскажите хоть коротко, как там у нас… Я, к сожалению, не могу заглянуть домой — сами понимаете. Старики — люди хорошие, я по ним стосковался, но не хочу причинять им неприятностей…

Волонский взял Матея под руку и повел его в противоположный угол, мимо группы чешских командиров, окруживших Сыхру и Книжека, мимо начальника штаба дивизии Семена Веткина, который нервно прохаживался по залу. Конядра шел машинально, думая о Зине. Что-то она написала своему деверю? У Матея от неуверенности сжималось сердце.

Они уселись на широкую ободранную скамью. Николай предложил Матею папиросу.