Николай Скоморохов - Резерв высоты

Грохот рвущихся снарядов, трескотня автоматов, назойливое посвистывание пуль помогли Фадееву быстро определить ситуацию — они сели на нейтральной полосе.

— Ложись! — крикнул Фадеев Гончарову и сам бросился на землю.

Осмотревшись, выбрал самое безопасное место — воронку от разорвавшегося снаряда. Ваня перевалился через край воронки и оказался рядом.

Винт замедлил вращение, и мотор остановился. Израсходованы последние капли горючего. Анатолий быстро покинул кабину самолета. Ему навстречу, пригибаясь и маневрируя между воронками, бежал Гончаров.

Грохот рвущихся снарядов, трескотня автоматов, назойливое посвистывание пуль помогли Фадееву быстро определить ситуацию — они сели на нейтральной полосе.

— Ложись! — крикнул Фадеев Гончарову и сам бросился на землю.

Осмотревшись, выбрал самое безопасное место — воронку от разорвавшегося снаряда. Ваня перевалился, через край воронки и оказался рядом.

— Вот это симфония! — крикнул Гончаров.

— Насчет симфоний я не соображаю, но то, что к нам не проявляют элементарного гостеприимства, это точно, — прокричал в ответ Анатолий, напряженно всматриваясь то в одну, то в другую сторону.

Артиллерийская стрельба продолжалась, снаряды рвались все ближе и ближе. Они летели с разных сторон. Летчики пытались подобрать подходящий момент, чтобы выбраться из этого ада. Но куда было податься?

В редкие свободные от занятий минуты Нина вспоминала ставшие такими далекими предвоенные годы, своих близких, подруг. Где они сейчас? Что с ними? Она совсем уже было потеряла надежду получить весточку от кого-либо, как вдруг пришло письмо от Вики. Подумать только, Вика скоро закончит учебу и поедет на фронт, будет готовить к бою оружие на самолетах! Высочина, как всегда, прямодушная, не стесняясь писала о своих чувствах к Сергею, огорчалась отсутствием писем от родителей и брата.

Не решаясь откровенничать с подругой о своей учебе и отношениях с Анатолием, на двух тетрадочных страницах Нина описала ей свои восторженные впечатления о Москве. А через несколько дней обрушилась вдруг новая радость — приехал отец!

Они встретились у проходной, обнялись и долго не выпускали друг друга из объятий. Почувствовав, что спина отца начала вздрагивать, Нина стала искать, куда бы уйти от глаз людских.

— Папа, что же это я держу тебя у порога! Пойдем во двор, — потянула она за рукав отца. — У нас есть очень уютное местечко, где пригревает солнце. Я там часто сижу. Оно мне напоминает Ростов…

— Пойдем, доченька, пойдем, — согласился генерал.

Они прошли в дальний угол двора. Нина снова обняла отца, прислонилась к его плечу, и, может быть, потому что раньше уже пережила их общее горе гибель Надежды Петровны, она почувствовала себя сильнее отца. Понимая его состояние, робкой лаской старалась облегчить страдания бесконечно дорогого человека.

А Фролов думал об одном: как же теперь ему быть? Он потерял жену друга, любимую женщину, с которой в жизни было связано все. Он привык к ее постоянству, рассудительности, твердости. Она понимала его с полуслова, с полувзгляда. Особенно надежно она его поддерживала в первые годы Советской власти и в трудные тридцатые годы. Будучи офицером царской армии, Дмитрий Федорович с первых дней революции встал на ее сторону, возглавил артиллерию дивизии. Солдаты его любили, верили ему. Но шли годы. Те, кто знал его по гражданской войне, демобилизовались, на их место в Красную Армию пришли другие. На строгость и принципиальность Дмитрия Федоровича реагировали по-разному. Одни добросовестно выполняли приказы и распоряжения, другие, узнав, что Фролов бывший офицер царской армии, бросали вслед обидные реплики, третьи писали доносы, и всегда жена была его опорой в жизни. Она о многом умела говорить очень убедительно.

— Надя, — мысли Дмитрия Федоровича метались. Он еще не вполне оправился от известия о смерти жены, как подкрадывалось другое — Нина готовилась к работе в тылу гитлеровцев. Груз, который ляжет на ее юные плечи, тяжел. Ведь для такой работы мало знать язык, быт, нравы и обычаи врага. Разведчиком нужно родиться!

Прежде чем приехать сюда, в школу, Дмитрий. Федорович долго говорил с человеком, которому была подчинена вся эта служба. Выслушав Дмитрия Федоровича, он сказал:

— Люди с таким уровнем подготовки, как у вашей дочери, здесь у нас нужны не меньше, чем в тылу врага, и я с удовольствием оставлю ее в своем управлении.

Поблагодарив генерала, Дмитрий Федорович поехал к Нине и сейчас старался поймать удобный момент, чтобы поговорить с ней. Он волновался, и это не ускользнуло от ее внимания.

Нина любила отца, пожалуй, больше, чем мать, хотя всегда утверждала, что любит обоих одинаково. С отцом ей было уютнее, он был мягче, и не то чтобы он ее баловал, он просто лучше ее понимал. Он много говорил с нею, развивая в ней самостоятельность суждений. Нина всегда помнила его фразу, ставшую для нее напутствием: «Доченька, шагай по жизни смелей». Советы его были ненавязчивы, но заставляли думать. Обычно он говорил:

— Ты можешь поступать как хочешь, но было бы лучше… — и высказывал свое мнение.

Мать в их дискуссии не вступала, она лишь говорила четко, что, когда, где и как нужно сделать. Она не тратила времени на убеждения и всегда подчеркивала, что, если она говорит, значит, так надо, если она молчит делай, как считаешь нужным. С детства Нина хорошо знала, как горячо и преданно любил Надежду Петровну отец, понимала, как тяжело ему сейчас.

Но Фролов не позволял себе расслабиться. Ему нужно было решить то главное, из-за чего он приехал в школу. Но как же все-таки приступить к делу? И он начал издалека.

— Ну, рассказывай, дочь, как у тебя идет учеба?

— По многим дисциплинам хорошо, папа, только по одной пока неважно, хотя мой преподаватель убежден, то я справлюсь и с этим, — ответила Нина.

— С чем же?

— Понимаешь, оказывается, мои глаза выдают мои чувства и мысли. Он, словно гипнотизер или маг, сразу определяет, о чем я думаю в данный момент…

Дмитрий Федорович ухватился за это ее признание и начал рассуждать, сгущая краски:

— Доченька, это очень плохо. Ведь тебе придется работать в окружении врагов, ты будешь вся на виду…

— Преподаватель тоже так говорит, — перебила отца Нина. — Правда, на последнем занятии он похвалил меня и сказал, что скоро мне поручат очень ответственное задание. А это именно то, чего я хочу, папа!

Слова дочери сразили Дмитрия Федоровича. Он слишком хорошо знал ее и понимал: если Нина поставила перед собой какую-то цель, то приложит все силы, чтобы достичь ее. Он сам воспитывал в ней эту черту характера.

Фролов решил пойти в открытую: