Анатолий Казаков - Кровавое лето в Бендерах (записки походного атамана)

«…После прорыва у нас появилось чувство уверенности, легкой эйфории. Действия национальной армии в открытом бою были, мягко скажем, не героические. Люди с ликованием рассказывали о том, как эти подразделения при первых известиях о начавшемся бое на мосту и российских танках, бросали технику и вооружение и, сломя голову разбегались, кто на Варницу, кто куда. Встал вопрос о брошенной технике…В штаб пришли ребята с мебельной фабрики. Говорили, что в Мельничном переулке «румыны» поставили в засаде бронетранспортер с противотанковым вооружением…а как началась стрельба, бросили БТР и убежали…Пойдя в разведку на микрорайон «Ленинский», бойцы ТСО пригнали оттуда, к нашему удивлению, два бронетранспортера. Экипажи то ли гулять или грабить ушли, то ли бросили…»

На улицах Бендер приднестровцы обнаружили брошенные совершенно исправными 12 единиц различной бронетехники, около двух десятков грузовиков и автобусов.

Атакуя мост, 20 июня геройски погибли танкисты гвардии Приднестровья: капитан А.Смирнов, старшие лейтенанты В.Безгин, В.Балтан, А.Заруба, Н.Гришин, А.Иршенко. Нельзя не вспомнить, чудом оставшиеся в живых, экипажи подполковника А.Антонец, старшего лейтенанта В.Пащенко, подполковника С.Вуколова. Спасенные Бендеры благодарны приднестровским танкистам: полковникам В.Лепихову, Н.Астахову, подполковникам С.Мячеву, А.Путре, В.Катушкину.

Операция по деблокированию Бендер завершилась в два часа ночи 21 июня…

…Утро не спешило навстречу людям. Природа будто специально прятала в тумане залитый кровью асфальт и разрушения. Природа, как видно, стеснялась во всем свете летнего утра обнажить безумие одних и как можно дольше не показывать другим весь ужас, который несет война. Тем не менее, как ни старалась она это сделать, взору жителей, уходящих от войны из города, предстала страшная картина. Развороченные дома с черными проемами вместо окон. Разграбленные магазины, в витрины которых въезжали бронетранспортеры. Перешибленные взрывами снарядов столбы и деревья. Преображенский собор, выщербленный пулями, осколками, с вывалившейся, от прямого попадания снаряда, стеной крестильни. И улицы, заваленные мертвыми жителями. Меж трупов пританцовывала, видимо, сошедшая с ума женщина, напевая песенку «Три танкиста, три весёлых друга…» — минувшей ночью погиб её сын.

Из заявления 4 июля 1992 года.

«…По самым последним данным в городе Бендеры консервный завод разграблен, вывезена готовая продукция, завод сгорел. Маслоэкстракционный завод — вывезена продукция, завод сожжен, заминирован. Пивзавод — вывезена готовая продукция. Биохимзавод — вывезена часть оборудования, разграблен, сожжен. Молочный комбинат — частично выведен из строя. Хлебокомбинат — разграблен. Обувная фабрика — разграблена. Магазины практически все разграблены. Детская поликлиника, СЭС, горполиклиника, женская консультация, гинекологическое отделение — разграблены. Полностью выведено из строя освещение города. Варницкий водозабор выведен из строя. Центральная телефонная подстанция разрушена. Разрушено до 50 процентов жилого фонда. Выведены из строя путем разрушения, подрыва практически все школы, детские сады, лечебные учреждения. Население города Бендеры, которое еще там осталось, даже если допустить, что завтра там воцарится мир, — это обреченные на нищету люди. Им негде заработать кусок хлеба. Все те предприятия, на которых это можно было сделать, разрушены, разграблены, развалены, взорваны складские и производственные помещения.

…Только с приднестровской стороны количество убитых достигает 850-ти человек, раненых — более четырех тысяч. Подавляющее большинство убитых и раненых — до двух третей — это мирное население, это женщины, старики, дети.

…Количество беженцев, по разным данным, исчисляется от 120 до 150 тысяч человек. Сосчитать более точно невозможно».

Хотя вражеская техника лежала на улицах мертвыми грудами, а бронемашины с буквами «ПМР» на броне то здесь, то там мелькали в городских кварталах, люди не верили в окончательную победу над врагом. Он затаился, как раненый зверь. Армейские части откатились, перегруппировываясь за городом. Но треть города была ещё захвачена. Те микрорайоны удерживала бригада ОПОНа и волонтеры-националисты. И люди уходили.

Продвигаясь к мосту, горожане с ужасом увидели, что весь «пятачок» перед ним, газоны, сквер и насыпь были завалены убитыми солдатами…

Особенно много потеряли подразделения Молдовы — насчитали 80 трупов, почти столько же было раненых. Тяжело раненого полковника Карасева все же успели вывезти, но не долго он прожил — инфаркт… Было и несколько пленных. Одного из них — Иона Мазуреску, одетого в черную форму, предположительно, офицера армии Румынии, сразу же увезли офицеры приднестровской госбезопасности. Раненых приднестровцев — и военных, и горожан — тут же отправляли в санчасть ракетной бригады — в крепость, в больницы и госпитали Тирасполя, очень помог реанимобиль прибывших московских врачей, развернувших мобильный госпиталь…

…В этом городе прямо на улицах совершенно наивно растут абрикосы и вишни. Даже многоэтажные дома увиты виноградом — настоящие виноградные стены с прорезями для окон. Над головами висят персики и груши, и каждый желающий может снять небольшой урожай, никто и слова не скажет.

По улицам Бендер на «официанте» — небольшом тракторе «Владимирце» с кузовком впереди, ездит обросший щетиной человек с тяжелым взглядом. Никто не знает его имени, и люди прозвали его Никифором. А его трактор — лодкой Харона. Никифор беспрепятственно переезжает — туда и обратно, проходящую прямо по городским улицам линию фронта, потому что его уже знают и те, и другие, и при его появлении, не стреляют. Он не замечает винограда и персиков, он ездит по городу и собирает иной урожай. Урожай трупов…

Пока казаки сидели на траве под елочкой возле изрядно покоцанного здания Бендерского исполкома, поджидая зашедшего туда с каким-то поручением Бульбациева, Никифор каждые десять-пятнадцать минут подвозил и выгружал убитых. Старика с банкой, зажатой в уже мертвых руках. Где-то раздобыл молока, может быть, для внука… Так и лежал с банкой, только молоко расплескалось. Еще одного старика, одноногого. Испачканный землей, уже тронутый разлагающим беспощадным солнцем, а рядом лежали новенькие костыли. Потом — мальчишку лет тринадцати с широко раскрытыми удивленными глазами и маленькой дырочкой во лбу.