Анатолий Казаков - Кровавое лето в Бендерах (записки походного атамана)

…Остановив в районе улицы Котовского машину «скорой помощи», ОПОНовцы расстреляли, находившихся в ней, двух тяжелораненых гвардейцев, фельдшера и водителя.

…В ночь на 29 июня по согласованию с полицией пожарный расчет на двух автомашинах с включенными фарами и проблесковыми маячками выехал для тушения пожара. Однако на перекрестке улиц Херсонской и Коммунистической полицейские и волонтеры безоружных пожарных расстреляли из гранатометов и автоматического оружия. Одна пожарная машина сгорела, другая выведена из строя. Сержант И.Чечельницкий убит, двое пожарных ранено.

…Трое раненых ополченцев завода «Молдавкабель», которых в кузове машины везли в больницу, были расстреляны ОПОНовцами. Убит и водитель. Один из убийц установлен — Василий Шефаль.

… 15-летнего юношу, подвозившего на мотоцикле гвардейца, полицейские выследили и схватили в микрорайоне «Ленинский». Привязали к столбу и, угрожая расстрелом, зверски избивали прикладами. Парня сделали калекой. Выбили зубы, глаз, вырвали губу, сломали челюсть, нос, ребра.

И это — лишь малая толика их зверств, террора и преступлений. Сколько убитых и искалеченных детей и стариков! Сколько изнасилованных бендерчанок! Сколько унижений и издевательств!.. За первую неделю пребывания в Бендерах парни увидели столько трупов, что хватит на кошмарные сны до конца жизни.

Особенным отношение «румын» было к казакам. Фашисты в войну в плен не брали моряков, здесь — казаков. Казаков боялись и люто ненавидели. Для них казак — вне закона. Вернувшийся из Тирасполя со штаба ЧКВ Михайлов рассказал парням об увиденных им там фотографиях растерзанных, распиленных на пилораме, разорванных бронетехникой на части казаках, захваченных «полицаями»…

«Неделя», май 1992 года.

«Тем временем война делает противников всё более ожесточенными. «Как мы поступаем с пленными казаками? — удивленно переспрашивают меня на молдавской стороне. — Да мы их просто в плен не берем». Эту незамысловатую философию подтверждает и лозунг, начертанный на ОПОНовских баррикадах. Крупными буквами, так, чтобы его могли прочитать и с той стороны: «ПМР — не государство, а казак — не человек». Впрочем, переходишь линию фронта и слышишь примерно то же самое. Жестокость порождает жестокость. На кровь отвечают ещё большей кровью».

…Впрочем, о плене ни у кого и мысли даже не было, попасться живым — себе дороже выйдет. Поэтому, в нагрудном кармашке «камуфляжа» у каждого находилась граната Ф-1. Для себя. Но казаки — люди православные, и самоубийство — грех великий. Но тут иное — не только себя чтоб, но и их покончать заодно…

Оборотная же сторона этой «медали» такова, что в ответ казаки «румын» в плен тоже не брали. Принципиально. И как была шокирована вся сотня, когда после одного боя, «Брага» — Иосиф Брагинович — привел пленённого им молодого «полицая»!.. Так уж и быть, пришлось его в контрразведку гвардии отправить. А вот уж кого были просто обязаны взять живьём, так это настоящих румын: военных инструкторов, советников, волонтёров из Румынии. Понимали: это дело — политически важное. Сколько бы после этого было шума — ого-го-о!.. Но такие что-то вот никак не попадались. Хотя однажды — и совершенно случайно! — при проверке документов на улице Лазо казаки задержали одного румына — одет по «гражданке», шел в паре с русским жителем Кишинёва, но и его отнести к военным можно было «с большой натяжкой» — оказался военным врачом армии Румынии. На всякий случай и их в контрразведку сдали.

Кроме формирований ПМР и казаков, в этой войне участвовали и гражданские добровольцы, — и много! — прибывшие в Приднестровье буквально со всех уголков бывшего Советского Союза. Это были не пресловутые наемники, как кричал «Месаджер» и вторящие ему всякие «московские новости» и«…комсомольцы»… Это те, для кого слово «Родина» — с большой буквы! — не пустой звук. В день приезда вилимской группы Тирасполь прощался с защитниками Бендер, погибшими в те первые трагические дни, среди них был Александр Недашковский — героический парень, доброволец из Москвы. Начальником штаба сотни, которой командовал Притула, был кадровый офицер — капитан — начальник штаба батальона морской пехоты Балтийского флота из Калининграда, находившийся в очередном отпуске. И он такой был не один — в других подразделениях, знали, тоже были отпускники-офицеры и российской, и украинской армий и флотов, по зову сердца пришедшие на помощь сражающемуся Приднестровью. Помощь их была бесценна! В сотне «Миксера» было десятка полтора добровольцев — интернационал! Ион — молдаванин, приехавший на малую родину из Саратова, Юрчик — болгарин из Феодосии, Стас — поляк из Белоруссии, Гена — из Москвы, а сердечно привязанный к иркутянам, как к братьям, могучий хлопец с оторванным «румынской» пулей пальцем, Толик Чалый — украинец из Запорожья, Сеня — один из разведчиков сотни — еврей из Одессы. Но, чем он гордился — православный. Слышали, что где-то в Бендерах против «румын» воевал и эстонец из Нарвы.

Среди добровольцев встречались просто уникумы. Например, «Иван Иваныч», как его звали, — снайпер сотни — якут, охотник-промысловик. Лет тридцати, немногословный, надежный, доброжелательный и бесхитростный, но отнюдь не наивный. Таёжник, одним словом. Удивлял он вообще многим. Начиная с того, что приехал сюда со своим оружием — старинной винтовкой-«трёхлинейкой» Мосина! Как он провез её через две страны? — вот в чем загадка! Винтовка была без «оптики», но у него что ни выстрел — в цель. «Румын» бил, как соболя или белку в тайге… В этом незнакомом ему южном городе ориентировался так легко, будто здесь и вырос — не хуже, чем в таежных сопках Якутии. «Работал» он в одиночку. Уходил перед рассветом, возвращался уже затемно. Бывало, не видели его и суток по двое. Иногда забирался в тыл к «румынам», там и «охотился». В сотне не помнили, чтоб хоть раз «Иван Иваныч» вернулся пустым…

Или вот «Поручик Голицын» — Михаил Устинов из Латвии. Родовой дворянин, ярый монархист и патриот-идеалист, командир и подчиненный в одном лице, им же «возрождаемого», «11-го Рижского драгунского полка»… Человек весьма интересный и образованный — философ, поэт, бард. Кстати, это его песня-марш стала в Приднестровье казачьим «гимном». Но… без таких очень было бы скучно жить — «их благородие» был у казаков объектом для постоянных шуток и «приколов». Интеллигент «до мозга костей» с поставленной речью и светскими манерами придворных офицеров лейб-гвардии Его императорского величества, «Поручик» принципиально не носил «камуфляжку» — ходил в форме офицера русской армии времён Александра III: китель с воротником-«стоечкой», золотые погоны, фуражка с широким красным околышем и низкой тульей, всегда начищенные до блеска хромовые сапоги со шпорами — драгун, да и только!«…Только сабли на боку не хватает», — смеялись казаки. Но «драгунку» ему вполне заменили «Калашников» и пара «Мух»… А как он пел! Его мощный баритон не резал слуха. Романсы, серенады… — заслушаешься! «Что за ветер в степи молдаванской… И легко мне с душою цыганской танцевать, никого не любя», — пел под гитару для боевых друзей. Но что-то в нём, этом «латышском стрелке»-романтике, было и от уличного забияки… И воевал он — дай Бог каждому!