Баурджан Момыш-улы - За нами Москва. Записки офицера.

Лейтенанта Андреева я знал по боям за Волоколамск. Он и тогда командовал шестой батареей кургановского артиллерийского полка и три дня огнем поддерживал наш батальон. Андреев был честным, грамотным и храбрым офицером. Нетрудно догадаться, почему подполковник Курганов послал его на НП: оказывается, он управляет огнем целого дивизиона и из этой тесной для него ямы вершит важные боевые дела... Стрельба шла гранатой.

— Андреев! — окликнул я его. — Шрапнель есть на огневой?

Андреев оторвался от окуляра стереотрубы и, удивленный нашим присутствием, нерешительно улыбнулся и ответил:

— Есть, товарищ старший лейтенант.

— Тогда прочесать лес шрапнелью, разогнать всю эту шпану, что скапливается в лесу.

— Есть, товарищ комбат!

Взяв телефонную трубку, Андреев начал командовать:

— Огневая! Стой, записать установки... Шрапнелью! Прицел... Уровень... Трубка... Огонь!

В воздухе высоко над лесом возник кудрявый барашек — взрыв шрапнели.

Андреев оттянул прицел, прибавил трубку — шрапнель разорвалась у самой земли.

— Низковато, — пробурчал Толстунов.

Андреев оттянул трубку — у самой вершины высокой сосны вспыхнула пышная дымчатая чалма.

— Опять низко! — с досадой вырвалось у Андреева.

— Нормально! Так держите! — приказал я ему. Закончив пристрелку, Андреев перешел на поражение беглым огнем батареи. Над вершинами деревьев вспыхивали одновременно десятки взрывов, поливая струей свинцового дождя гущу леса. Вдруг, словно раздутое чьим-то могучим дыханием, кумачом вспыхнуло зарево, и следом прокатилось эхо сокрушительного взрыва.

— Что это такое? — спросил Толстунов.

— Наш фугас сработал, — услышал я голос Степанова.

— Вы что здесь делаете, Степанов?

— Связь проверял, товарищ комбат, — как всегда скромно ответил он. — Штаб перевели в дом у будки. Подполковник и Рахимов с генералом разговаривали.

— А ты видал, что тут делается?

— Как же, я тут минут пятнадцать стою.

Внезапно наши прекратили огонь.

— Андреев, в чем дело?

— Подполковник приказал вести огонь только по заявкам.

— Хорошо...

— Передайте наше спасибо подполковнику и всем вашим, — перебил меня Толстунов.

Я отослал Степанова обратно в штаб — доложить подполковнику обстановку и передать Рахимову приказ немедленно выслать вперед разведку. Толстунов ушел к Танкову, сказав: «Ну, комбат, я пойду к ребятам, проверю, как у них там дух и самочувствие».

Впереди в лесу дым начал постепенно рассеиваться. Опушка была почти вырублена и изрыхлена воронками недавнего массированного артиллерийского налета.

Синченко принес два полных котелка перловой каши с мясом и полбуханки хлеба и, расстилая на дне траншеи «скатерть» из газеты, спросил:

— А где они?

— Кто это они?

— Да старший политрук и лейтенант Степанов. Я ведь им тоже принес.

— Они ушли. Они там поедят. Один котелок и побольше хлеба отдай связистам, а другой — нам с лейтенантом Андреевым.

— Что вы, товарищ старший лейтенант, обедайте уж сами, а нам скоро принесут, — отказывался Андреев.

— Садитесь, коль приглашают.

— Есть, садиться. — Андреев опустился на землю, стараясь сесть по-восточному, удобно подобрав ноги, как сидел я.

Он неуклюже приспосабливался и так и сяк, но у него ничего не выходило, и Синченко, подавая ему ложку, прыснул, на что Андреев не обиделся, а, расхохотавшись, сказал:

— У меня не получается, как у вас, товарищ старшин лейтенант.

Я подумал: если бы у этого великана с широким добрым лицом отнять образование, отпустить ему бороду, постричь под крестьянина прошлого века, одеть в красную рубаху, широкие шаровары и лапти — он был бы живым тургеневским Герасимом из рассказа «Муму».

— Извините уж, Андреев, что наша «столовая» для вас тесновата, садитесь как можно удобнее.

Синченко стоял за широкой спиной Андреева и, указывая на флягу, висевшую на его ремне, как бы спрашивал: «Налить стопочку?» Получив согласие, он вынул из кармана граненый стакан, подул в него, вытер концом полотенца и, налив из фляги полстакана, вопросительно посмотрел на меня: «Долить еще?» Я вслух ответил ему по-кирсановски: «Полный!» Наполнив стакан, Николай недовольно показал на дно фляги: мало осталось. Я сделал вид, что не заметил этого жеста.

Если случалось пить с кем-нибудь из одного стакана, я никогда не пил первым. Зная это, Николай подал стакан Андрееву. Тот чуть помялся и предложил его мне.

— Выпейте сначала вы, Андреев, там и для меня осталось.

— С вашего разрешения. За ваше здоровье, товарищ старший лейтенант! — С этими словами он опрокинул стакан, затем, возвращая его Николаю, громко крякнул и, набрав глубоким вздохом воздух, сказал: — Выпить всяк выпьет, а крякнуть не всякий может.

За нехитрой трапезой Андреев соблюдал известное правило: «Когда я ем, я глух и нем». Николай рассказывал, как и кого ранило во время недавнего артиллерийского налета противника, как им оказывал помощь наш фельдшер старик Киреев. Потом прибыли две машины из медсанбата и увезли всех раненых. Одна из них была не санитарная, а обыкновенная грузовая, на которую лейтенант Борисов не разрешил сажать людей, пока не подстелили толстый слой сена.

— А шофер какой-то задиристый попался. В новом комбинезоне, шапка набекрень, где-то надушился, подлец, как все равно на свадьбу приехал, и требует: давайте, мол, ваших раненых немедленно, некогда ждать. А лейтенант Борисов ему говорит: «Вы подождите. Ведь раненых надо перевязать, собрать их, некоторых нести, даже ходячие не могут примчаться бегом». А тот все на своем и угрожает уехать. Лейтенант ему говорит: «Я вам приказываю», а он: «У меня есть свой командир»... Задира и есть задира. Когда собрался народ, шофер сено не разрешает подстилать. Говорит, это «огнеопасно». Мы ему говорим: «Ты ведь раненных бойцов повезешь». А он: «Ну и что же?» Тут лейтенант не выдержал — как даст ему по уху...

— Борисов ударил шофера? — вырвалось у меня.

— Да, лейтенант Борисов ударил. Такого подлеца, как этот шофер, любой честный человек ударит.

— М-да, я его пристрелил бы на месте, — пробасил Андреев, дожевывая хлеб.

— А он — на лейтенанта, — продолжал Николай. — Подумать только, всерьез! Ну, мы с сержантом Курбатовым хвать его, скрутили мигом и давай дубасить. А Курбатов-то грузчиком работал, у него сила — будьте любезны. Он таких десять за раз может отлупить, как пить дать...

— Ну и что же дальше?

— Я-то его бил меньше, чем Курбатов. А он как даст мне вот сюда, в подбородок... Ну, я тут же все четыре копыта кверху...

Андреев хохотал до слез.

— Я вижу, ты парень честный.

— Как же, товарищ лейтенант? Что было, то было, а как же иначе-то сказать?

— Дальше! — сказал я.