Баурджан Момыш-улы - За нами Москва. Записки офицера.

Вдруг — грохот обстрела. Я смотрю на часы и засекаю. Пять минут... Десять минут...

— Соединить с Филимоновым... Что у тебя? Ты жив, Ефимушка?

— Пока жив, товарищ комбат. Долбит, проклятый, слышите?

— Значит, он хочет ночевать в Матренине?

— А кто его знает...

— Посмотрим, кто из нас будет ночевать.

— Мы, товарищ комбат...

— Брось трепаться!

— Мы выдержим...

— Вот что, Филимонов, выслушай сначала.

— Слушаю.

— Как только он прекратит обстрел, сдать Матренино без боя.

— Как, как? — растерянно, не веря, переспросил Филимонов. — Сдать без боя?! Что вы говорите, товарищ комбат?

— Что? Думаешь, ослышался? Как только он прекратит обстрел, забирай раненых и — бежать в беспорядке к мосту! Остановиться у моста! Ни в коем случае «языка» не оставлять! Бежать всей ротой! Сдать Матренино!

— Слушай, комбат! — со всей силой ударил меня по плечу Толстунов. — Ты, по-моему, с ума сошел. Что ты делаешь? Объясни толком, почему ты без боя сдаешь Матренино? Ведь генерал приказал...

— Ну, пойми же, Федор Дмитриевич, как «просто» и как «весело» было бы, отбиваясь до последнего патрона, умереть с честью! Сколько людей мы потеряли сегодня? Ты говоришь: «Генерал приказал». Ведь генерал также приказал беречь людей.

— Но не бегством же!

— А я решил бежать! Немец хочет взять Матренино голыми руками.

— Ну, что же, сделаем так, как он хочет. Мы сдадим деревню без боя, а из леса будем угощать его огнем.

— А что если люди не остановятся у моста, как ты приказал, и немец пойдет за ними по пятам?! — в тревоге произнес Толстунов.

— Ты прав. Давай я сам поеду туда, а ты здесь за меня, за Танкова оставайся. Как говорится, «пан или пропал», решения отменять не стану...

Рахимов, Синченко и я мчались галопом к Матренину. Когда мы выскочили из леса, то увидели, как из деревни бежала в полном беспорядке рота. Андреев шел широкими шагами, не обращая внимания на бегущих.

Я ужаснулся: люди бежали в настоящей панике. Последними бежали Филимонов и Бозжанов. Озираясь, как испуганный теленок, Бозжанов спотыкался почти на каждом шагу и часто падал.

У моста мы слезли с коней.

Рахимов (он был спортсмен-альпинист) побежал навстречу роте с криком: «Стой! Остановись!», а Синченко увел наших коней под мост. Я нарочно прохаживался по мосту. И хотя казалось невозможным остановить это паническое бегство, бойцы, пробежав еще по инерции сотню шагов, остановились.

— Аксакал! Вы здесь? — спросил Бозжанов, тяжело дыша. Отчаяние было на его лице. Он с упреком прошептал: — Умереть легче, чем бежать!

— Марш под мост! Мальчишка! Может быть, ты хочешь принять командование батальоном?

— Что вы, товарищ старший лейтенант... Кудай сактасын (Боже упаси!)! — совсем опешив, воскликнул он по-казахски.

— Идите и помогайте Филимонову привести людей в порядок.

Бозжанов юркнул под мост. Подошел Андреев.

— Товарищ старший лейтенант, — недовольно пробасил Андреев, — как-то нескладно получается: немец не идет, а мы бежим. Как это так?

— Андреев! Ваше дело не рассуждать, а выполнять то, что приказано!

— Есть выполнять что приказано! — рявкнул Андреев на всем пределе внутренней ненависти ко мне. — Разрешите идти?

— Оставайтесь здесь, Андреев.

— Есть оставаться здесь.

...Немцы прекратили обстрел, выстроились в ротные колонны и пошли в сопровождении трех танков к Матренину. Шли они спокойно и гордо — почти победным маршем. «Раз рус побежал, все наше», — наверное, радовался их командир.

— Андреев, посчитайте, сколько их идет. Приложив к глазам бинокль, Андреев долго присматривался. Немцы приближались к деревне.

— Кажется, товарищ старший лейтенант, немчуры четыре колонны по шестьдесят-семьдесят человек, всего двести сорок-двести восемьдесят, а ежели считать Танкистов да что на автомашинах, — человек триста — четыреста...

— Значит, идет батальон, потрепанный предыдущими боями.

— Так точно... Можно было бы, товарищ старший лейтенант, не пускать их в деревню, — с грустным вздохом выдавил из себя Андреев.

«Да, можно было бы не пускать их в деревню», — согласился я про себя с упреком Андреева.

Немцы вошли в деревню и разбрелись по домам. Из танков вышли экипажи и, оставив люки открытыми, тоже вошли в дома. Несколько солдат ловили кур, гонялись за поросятами.

— До того обнаглели, что даже не поставили часовых, — пробурчал Андреев. — Как будто к теще в гости приехали...

Я позвал командиров. Мы лежали на железнодорожной насыпи.

— Видимо, немцы решили поужинать и отдохнуть, — сказал Рахимов.

— А почему бы им и не поужинать? — съязвил Филимонов.

Слова Бозжанова, Андреева, Рахимова, Филимонова коробили меня. Ведь все они внутренне не прощали мне, что я приказал сдать Матренино без боя. Но как выправить положение? Я думал над этим. Я был подавлен. Идти в лес, занять на опушке позицию и глазеть на отдыхающих немцев? Нет! Так не пойдет...

— Филимонов, сколько у вас людей? — спросил я.

— Сто двадцать, товарищ комбат.

— Людей разбить на три группы, по сорок человек. Атаковать Матренино одновременно с трех сторон. Выгнать немцев. Будем ужинать и ночевать в Матренине. Командирами групп назначаю вас, Бозжанова, Рахимова. Атаку возглавлять лично самим...

Охватывая деревню с трех сторон, шли цепи наших бойцов, держа винтовки наперевес. Шли молча, шли уверенно. Вдруг с высокой железнодорожной насыпи застрекотали станковые пулеметы. Бойцы бросились вперед с криками «ура», стреляя на ходу. Немцы выскочили из домов, впопыхах заметались и побежали... Расплата за беспечность была слишком велика: они бежали в беспорядке, в панике, не слушая своих офицеров. Наши ворвались в деревню и, вдохновленные успехом, увлеклись до того, что многие бойцы не остановились, а погнались за немцами до самого железнодорожного полотна...

— Здорово вышло, товарищ старший лейтенант! — радостно сказал Андреев. — Может быть, вдогонку им с полсотни снарядов послать?

Подполковник Курганов уважил нашу просьбу: Андреев прочесал лес, в котором скрылись немцы.

Я приказал Филимонову закрепиться, и мы выехали в Горюны.

Толстунов с широкой улыбкой вышел навстречу и пожал всем нам руки со словами: «Ну, орлы мои, молодчины вы у меня». Потом он рассказал, как генерал гневался на меня за то, что я сдал Матренино без боя. На заверения Толстунова о том, что решено контратаковать противника, он сказал: «Вы достаточно грамотны, чтобы знать: бежавшие с поля боя неспособны немедля контратаковать». А когда он доложил об удачном исходе, генерал сказал: «Это, к счастью, только лишь удавшаяся авантюра. Передайте командиру батальона, что эта удача не снимает с него вины, хотя он рисковал более чем жизнью — воинской честью командира...» Этот выговор генерала нас всех огорчил.