Баурджан Момыш-улы - За нами Москва. Записки офицера.

— Значит, он решил сначала «проутюжить» нас танками.

— Резонно и правильно решил, — услышал я позади себя голос Толстунова. — А ты сам что решил? — спросил он строго, когда я обернулся к нему.

— Я решил оставить Горюны и отойти в лес.

— Что ж ты медлишь тогда?

— Рахимов, передайте Краеву и Бозжанову: отойти в лес и закрепиться там. Прикажите держать шоссе под ружейно-пулеметным огнем и не пускать пехоту в Горюны. А я пойду в эту бригаду...

Сказав это, я, не оглядываясь, пошел назад. Мы не бежали, а шли. Как сильное, молчаливое материнское горе придает женщине внешнее спокойствие, так и в бою командирское горе делает человека смелым и, кажется, равнодушным ко всему.

— Комбат! Да ты не переживай, — мягко и душевно сказал Толстунов. — Ведь ребята отдали все, что могли, чтобы выполнить приказ.

— Разве сегодня двадцатое?

— Нет, сегодня девятнадцатое. Но батальон выполнил приказ генерала. Почти двое суток держали шоссе.

...На окраину Горюнов выполз немецкий танк, остановился и послал несколько снарядов в лес, где располагалась бригада. От машины к машине бегал капитан и командовал: «Занять оборону!» Наш тяжелый танк «KB» рванулся вперед, ведя огонь на ходу. Немецкий танк, остановившийся на окраине Горюнов, сверкнул вспышкой пламени, обволокся черным дымом и запылал. «KB» помчался на предельной скорости к Горюнам, брызгая комьями снега и грязи, и быстро скрылся за крайними домами. Ни одна машина за «KB» не последовала.

— Товарищ капитан! Пошлите несколько машин поддержать «KB», — попросил Толстунов.

— Мне приказано обороняться, а не контратаковать! — закричал капитан. — Ах эта недисциплинированная сволочь!..

Танк показался из-за домов и помчался обратно. Немецкий снаряд ударил в основание башни «KB» и отрикошетировал.

Как после рассказывал Бозжанов, этот отважный поступок экипажа «KB» был неожиданным для немцев: «Он ворвался в Горюны и, прикрываясь углом одного дома, перещелкал четыре немецких танка и подался восвояси».

Когда мы пришли в штаб бригады, подполковник проводил совещание. Я обратил внимание на необычное для фронтовой обстановки щеголеватое обмундирование командиров. Я просил подполковника немедленно контратаковать и занять Горюны, пока наши две роты, расчлененные танками противника, вклинившимися в Горюны, держат из леса под ружейно-пулеметным огнем шоссе, отрезая пехоту от танков.

— Спешить с контратакой не будем, — ответил подполковник, склоняясь над развернутой перед ним картой, — я еще не принял решения...

Мы ушли. Солнце закатывалось. Шла перестрелка — из Горюнов в лес, из леса в Горюны. Мы все знали, что этой огневой перебранке скоро будет конец — наступит темнота, наступит тишина.

Через два часа пришел связной. Меня вызывали в штаб бригады. В лесной тьме, спотыкаясь, шло нас пятеро: я, Толстунов, Рахимов и два связных красноармейца. Когда мы вошли в штаб, нас ослепил яркий свет электрической лампочки от полевой батареи. Я представился. Подполковник встал, уперся руками о стол и, смотря на карту, деланно пробасил:

— Слушайте мой приказ! Все командиры встали.

— Садитесь и слушайте, — сказал подполковник, не отрываясь от карты.

Командиры сели. Подполковник продолжал:

— Я решил атаковать Горюны, овладеть ими с трех сторон и уничтожить противостоящего противника. Н-скому мотострелковому батальону, — при этих словах подполковника встал командир этого батальона, высокий худощавый майор в форме пограничника, — без машин перейти шоссе и на той стороне, в лесу, занять исходное положение для наступления; ровно в ноль-ноль часов ноль-ноль минут атаковать Горюны, овладеть вот этой четвертью деревни, — подполковник ткнул указательным пальцем в карту, а майор безразлично смотрел на него, — и дать сигнал тремя красными ракетами. Потом, по этому сигналу, пойдет сначала батальон 316 СД и займет эту четверть. — Я молча встал. — Он даст три белые ракеты. Потом пойдет танковый батальон и займет остальную часть деревни, а Н-ский мотострелковый батальон, — тут встал капитан, квадратный крепыш в полушубке, — во втором эшелоне, в моем резерве. После овладения Горюнами я приму дополнительное решение. Повторите приказ, командир Н-ского мотострелкового батальона.

Майор повторил слово в слово. Когда дошла очередь до меня, я встал и сказал:

— Я не понял вашего приказа, товарищ подполковник. Поэтому разрешите не повторять его, а доложить свои соображения.

— Докладывайте.

— Мой батальон основательно потрепан предыдущими боями. Две роты находятся на этой стороне, одна рота — на той стороне шоссе. Я не знаю, сколько бойцов осталось в живых. Я соберу людей лишь к утру. Прошу вас, товарищ подполковник, учесть это... Мне кажется, следовало бы первым ворваться в Горюны танковому батальону...

— Не рассуждать! — взорвался подполковник. — Я принял решение!

— Простите! — вмешался Толстунов. — Я говорю как представитель полка, меня послал сюда наш генерал. Батальон был двое суток в напряженном бою, достаточно потрепан. Что вы хотите еще от него? Вы, наоборот, хоть теперь помогите этому боевому батальону «залатать» его «Тришкин кафтан». Если вы не уважите нашу просьбу, я сейчас же ухожу отсюда, буду пробиваться к своим и обо всем доложу Военному Совету армии...

Я никогда не видел Толстунова таким решительным. Подполковник был смущен.

— Хорошо!.. Вы пойдете вместо батальона 316 СД, — сказал подполковник квадратному крепышу — капитану.

— Слушаюсь! — И капитан повторил приказание. К пяти часам утра я был снова вызван в штаб бригады.

— Этот пограничник подвел нас, — упавшим голосом произнес подполковник. — Он увел батальон. Мы в окружении. Я решил выходить из окружения мелкими группами, и вам, товарищ старший лейтенант, рекомендую тоже выбираться к своим.

«Выходить из окружения мелкими группами» было тогда очень заразительной эпидемией для некоторой части командного состава. Я не знаю, кем был узаконен этот термин и чем он оправдывался, но знаю случаи, когда отдельные безвольные и трусливые командиры и комиссары под видом «безвыходного положения» распускали целые полки и дивизии, приказывая «выходить из окружения мелкими группами», а по сути дела, бросая их на произвол судьбы и «на милость врага». Помню, нам читали приказ Верховного главнокомандующего о стрелковом полке командира Болтина, который организованно вышел из окружения, совершив нечто сверхвозможное. В этом приказе особо подчеркивалось, что выйти из окружения возможно даже целым полком. Галицкий, Доватор выводили дивизию организованно из глубокого тыла противника. Ни Болтин, ни Галицкий, ни Доватор не были волшебниками-чудотворцами, они были просто волевыми командирами, в любых условиях державшими вверенные им войска в своих руках.