Андрей Еременко - В начале войны

Весной 1959 г. в один из воскресных дней я решил съездить в места, где упал наш По-2, и обстоятельства этого случая раскрылись для меня с другой стороны. Обо всем мне рассказали жители д. Пилюгино Иваньковского района Тульской области, в огородах которой мы оказались в октябрьскую ночь 1941 г.

Подъехав к д. Пилюгино, мы встретили старушку Седякову, которая проводила нас к тому месту, где некогда приземлился наш самолет. Это было на ее огороде, возле старых ветел. Осмотрев место, я осведомился о том, можно ли найти людей, приютивших меня в ту тревожную ночь.

— Это Петяшины, — ответила старушка, — вот дом, где вы тогда лежали, но хозяева сейчас в другом месте, я провожу Вас к ним.

Через несколько минут мы оказались у калитки чистенького дворика, в глубине которого стоял обычный в Подмосковье бревенчатый домик с резными наличниками. Во дворе пожилая высокая женщина кормила кур.

— Вот и сама Антонида Петяпшна, которая хлопотала тогда о Вас больше всех, — сообщила старушка.

Женщина, узнав меня, вздрогнула от неожиданности, но, быстро оправившись, сказала:

— Я, признаться, думала, что Вас нет в живых.

Мы зашли в дом, хозяйка познакомила нас со своей матерью, 80-летней старушкой Натальей Антоновной. Вскоре в доме собрались и другие односельчане; из их рассказов выяснились многие обстоятельства этого случая.

Суровая осень 1941 г. была для колхозников Подмосковья очень тревожной. Враг рвался к столице. В ясные вечера видны были на горизонте кровавые сполохи далекого зарева, по дорогам на запад шли солдаты, двигались автомашины, иногда танки и артиллерия.

Муж Антониды Петяшиной, старший лейтенант, тоже на фронте. Давно не получала вестей от него, и все мысли молодой женщины были с теми, кто воевал, проливая кровь за родную землю. Да кто тогда в их деревне Пилюгино не был думой с фронтовиками? У соседки Прасковьи Седяковой сын на фронте, у Анастасии Седяковой муж, у Семеновой четверо сыновей ушли в армию. Да разве только в Пилюгино? Во всем Иваньковском районе, во всей Тульской области и по всей необъятной России люди жили одними горестями и надеждами с теми, кто защищал подступы к столице.

Тем памятным вечером легли как всегда рано. Работы осенью невпроворот, а мужчин в колхозе им. Карла Маркса не осталось вовсе, если не считать нескольких стариков.

В доме была мать, Наталья Антоновна, да пятилетняя племянница Шура.

Отец Василий Алексеевич, ему перевалило тогда за седьмой десяток, дежурил в ту ночь вместе с дедом Евдокимом Антоновичем Смирновым, охраняли колхозное добро, да смотрели, чтобы ненароком не проник и вражеский лазутчик.

Старики сошлись у конюшни, закурили цыгарки. Василий Алексеевич привычным движением разгладил усы и, глядя на черное небо, сказал:

— Далеко зашел германец, но не видать ему ни Тулы, ни тем паче Москвы. Соберут наши силу, я думаю, да и дадут ему по хребтине.

— Надо бы, — отозвался Евдоким.

— И свернут ему шею, — продолжил свою мысль Петяшин.

— Нелегкое это дело, а свернут.

И, вдруг, обернувшись на запад, тревожным шепотом сказал:

— Слышишь, самолет идет, да как низко.

Оба старика настороженно прислушались: явственно доносился прерывистый рокот и чиханье мотора, но вскоре все стихло.

— Непонятно, ушел в сторону, что ли? — задумчиво протянул Василий Алексеевич.

И вот, как бы в ответ на его слова, совсем недалеко раздался сильный треск, а затем и глухой удар о землю.

— Упал самолет-то, видно, наш он или вражеский, — взволнованно сказал Петяшин. — И, сдается, где-то возле огорода Прасковьи Седяковой.

— Евдоким, беги быстрее к бригадиру Анне Александровне, пусть она соберет несколько человек, может помощь какая срочная нужна, а может и шпионов ловить потребуется, а я пойду искать самолет. Это где-то недалеко.

Старики, забыв про годы и недуги, бегом пустились в разные стороны.

Василий Алексеевич кратчайшим путем по огородам пошел в сторону, где упал самолет. Выйдя за крайнюю избу, он увидел, что одна из трех старых ветел, что росли по границе седяковского огорода, была поломана, возле нее на боку лежал маленький самолет с отломленным крылом.

— Люди-то, видно, неживые, — сказал про себя Василий Алексеевич и прибавил шагу, и тут, вдруг, увидел, что возле самолета маячит плохо различимая в темноте фигура человека. Да, человек в летном шлеме и больших сапогах уже шел ему навстречу. — Может, немец, — мгновенно мелькнуло у Петяшина, и он крепко сжал в руках старую берданку.

— Кто будешь? — строго окликнул он пилота.

— Свой, папаша, беда у меня приключилась большая, помоги мне скорей, давай людей, да носилки или телегу какую-нибудь. Человека тяжелораненого, генерала с фронта я вез, да машина моя сдала, чудом не разбились насмерть.

В голосе летчика было столько заботы и беспокойства, что как-то нутром понял старый сторож, что перед ним друг.

— Иди, иди к генералу-то поскорее, жив ли он уж, — ворчливо сказал дед. А сам стариковской рысцой затрусил в темноте в деревню. Возле хаты Марии Семиной встретил он группу колхозников во главе с бригадиром полеводческой бригады Анной Смирновой. Здесь, кроме его напарника, были дед Федор Щеглов, колхозница Евдокия Липовкина и еще несколько человек.

Василий Алексеевич, с трудом переводя дыхание, рассказал о результатах своей разведки.

Тут инициативу взяла Анна Александровна Смирнова. Недавно она стала бригадиром, война заставила (надо фронтовиков заменять), и хоть грамоте самоучкой научилась, оказалась энергичным и толковым руководителем.

— Сейчас в сарай за рыдванкой{17}, - раздался ее решительный голос, да настелить овсяной соломы, она помягче, и быстрей за генералом.

— Надо бы коня запрячь, — сказал кто-то неуверенно.

— Сами повезем, — резко возразила Анна. Это быстрей и спокойней для раненого. Время-то не ждет.

Через 10 минут рыдванка, устланная овсяной соломой, подъехала к самолету.

— Ну, ребята, аккуратно надо поднять человека. Во что ранен-то он? оборачиваясь к летчику, тихо спросил Василий Алексеевич.

— В правое плечо и ногу, — ответил ему так же тихо пилот Павел Кошуба.

Осторожно подняли колхозники раненого.

— Куда повезем-то его? — спросила Анна Александровна.

— Конечно, к нам, — отозвалась подошедшая Прасковья Седякова, — наш дом ближний.

— Везем ко мне, — впрягаясь за коренного, безапелляционно заявил дед Василий. — Я первый нашел человека, моему дому и честь, а главное, кто лучше моей Антонидки обойдется с раненым? Кто? — настойчиво повторил дед.

Возражать никто не стал, и рыдванка медленно тронулась, врезаясь колесами в мягкую огородную землю.

Не училась Антонида Петяшина на курсах медсестер, да и в школу-то походила одну-две зимы. Но не было на селе приветливее женщины, чем она. Высокая, белокурая, она была спора в работе, а с людьми мягка и обходительна. Потому и повезли раненого в дом к Василию Петяшину, хоть было до него дальше и не был он лучшим в деревне.