Жюль Руа - Штурман

— Значит, всем это известно? — спросил он в отчаянии. — И все будут на меня коситься? Ты же знаешь ребят, — продолжал он. — В столовой перед яичницей с беконом и кружкой пива, пока не объявлена тревога, они строят из себя великих героев. Послушать их — они никогда не знали страха. Может показаться, что все они отчаянные вояки, рвутся вперед под барабанный бой и не думают ни о чем, кроме наград. А я вот думаю о своей жене и хочу вернуться к ней. С огнями у меня это случалось дважды. В первый раз я не придал этому особого значения. Я подумал, что стоит густой туман. Но когда я приземлился и заговорил о тумане, весь экипаж посмотрел на меня так, словно я сообщил, что по дороге мы встретили далай ламу. «Какой туман?» — удивились они. Я молчал. Я чувствовал, что тут что-то неладно, вспомнил, что туман был какой-то странный, и решил, что просто устал. В другой раз я из осторожности обратился ко второму пилоту. Спросил, хорошо ли он видит огни. Он сказал, что видит. Я попросил его подсказывать мне и кружил почти вслепую, пока вдруг не увидел прямо перед собой посадочную полосу, точно ночью после долгой дороги возник передо мной столичный проспект.

— Ты был у врача?

— Хотел было сходить, но потом передумал.

— Он отличный малый, — сказал штурман.

— Может, — ответил пилот, — но я засомневался. Просто для очистки совести я рассказал об этом Люсьену, о нем ведь хорошо отзываются. Я подумал, может, и с ним такое бывало и он сумеет дать мне совет.

— Вот уж ему доверяться не стоило, — сказал штурман. — Он тоже из тех, что «с барабанным боем».

— Я понял это слишком поздно. Он так посмотрел на меня, точно я признался ему, что зарезал собственных родителей. Потом он прикрыл глаза, словно а смотреть не мог на такое ничтожество, и негромко, но резко бросил: «Постарайтесь видеть посадочные огни, иначе сломаете себе шею. Меня все это мало касается». Что ты на это скажешь?

— Ничего, — ответил штурман. — Люсьен дал мне семь суток ареста за то, что я отказался лететь с Ромером. Если бы Адмирал не вмешался, история зашла бы далеко.

— Ты не хотел лететь с Ромером?

— Я только что перед этим прыгнул с парашютом, Мне не хотелось сразу же начинать все сначала.

— Эх, Ромер! — сказал пилот, барабаня карандашом по столу. — Может, он тоже не видел огней.

— Это вещи разные, — поспешно сказал штурман. — Когда внизу посадочные огни, ты спасен. Достаточно внимательно следить за соседними машинами, кружить, не удаляясь от полосы, и никого не заденешь. Не так уж трудно. В эти минуты мне в своей кабине нечего делать. Я тебе помогу.

— Я был бы рад, — сказал пилот. — Я бы хотел, чтобы ты был рядом, и уверен, что тогда снова буду видеть огни. Но ведь тебе ни за что не разрешат летать со мной.

— Как знать. У меня пока нет экипажа. Если я попрошу об этом Люсьена, возможно, он согласится.

— Тогда попробуй, — сказал пилот. — Я буду счастлив взять тебя в свой экипаж, а ты проконтролируешь моего штурмана. Я никогда ничего не говорил, чтобы не повредить ему, но он допустил несколько серьезных ошибок. Как-то ночью он чуть было не спутал объект.

— Можешь на меня рассчитывать, — сказал штурман, пожимая ему руку. — И главное, не пиши жене, что устал. Если хочешь, просто напиши ей, что у тебя есть друг.

— Как это? — спросил пилот.

— Вот так. Встретил его на остановке автобуса — вот и все.

В этот вечер штурман обедал в столовой. Народу было немного. Адмирал не появлялся. Штурман взял пустую тарелку и, как обычно, подошел к раздатчикам, потом сел за свободный столик, чтобы не стеснять товарищей, которые, переговариваясь, усаживались за другие столики. В огромном зале с железными потолочными балками, пропитанном запахами кухни, стоял неумолчный гул голосов. Занавески на окнах были задернуты. Люди подходили с тарелками к буфету, потом возвращались за столики. Несколько офицеров уже в летной форме быстро проглотили свой обед и исчезли. Наверное, Адмирал уехал в город и сидел где-нибудь в баре, забыв о лагере.

Атмосфера, царившая сейчас в столовой, была совсем не та, что перед вылетом, когда летчики старались не встречаться взглядом с соседями, сдерживая нервную зевоту. Большинство спокойно ело безвкусную пищу, к которой никто не мог привыкнуть; штурман тоже без всякого удовольствия жевал неизменное мясо в соусе и вареные овощи. Он уже почти кончил обед, когда к нему подсел молодой бомбардир.

— Вечно одно и то же, — проворчал бомбардир, ставя тарелку на стол.

— Да, вечно, — повторил штурман.

Бомбардир прибыл сюда около месяца назад. Он вырядился в battledress, [12] Летная форма (англ.). из-под которой нелепо выглядывали рубашка и пояс, но штурман смотрел на него с дружеской снисходительностью.

— Приятно, когда вечер в твоем распоряжении. Собираешься развлечься?

— Бабенки, которых встречаешь в pubs, [13] Пивные (англ.). меня не вдохновляют, — ответил бомбардир.

— Терпение, — улыбаясь, сказал штурман. — Это вопрос нескольких месяцев. Потом вернешься во Францию и, может быть, еще пожалеешь об этом времени. Знаешь, сейчас здесь, пожалуй, лучше, чем там. Еда, конечно, скверная, но все-таки она есть.

Впрочем, у бомбардира был превосходный аппетит. Он быстро покончил с супом и, отодвинув тарелку, набросился на мясо. Он жевал с остервенением, и белокурые усики шевелились над губой.

— Ты не побоялся сесть рядом со мной? — спросил штурман.

— А что такое?

— Мне кажется, после гибели Ромера меня избегают.

— Да ну, — сказал бомбардир, — об этом уже забыли. Во всяком случае, меня никогда не интересовало, почему ты с ним не полетел. Я знаю только, что ты прыгнул с парашютом; надеюсь, мне никогда не придется этого делать. На счету у меня только пять вылетов, и с меня вполне достаточно. А у тебя?

— Двадцать два.

— Двадцать два, — произнес бомбардир таким топом, словно и не надеялся когда-нибудь достигнуть такой фантастической цифры. — К парням вроде тебя я отношусь с большим уважением.

— Спасибо. Наверстаешь, не бойся. И как знать? Когда после тридцати или тридцати пяти вылетов тебя отпустят как выполнившего свой долг перед объединенными нациями, ты еще останешься на сверхсрочную.

— Как знать? — повторил бомбардир и фыркнул. Штурман направился к выходу, но в холле встретил командира эскадры. Он отдал честь и попросил разрешения обратиться.

— Слушаю вас.

— Господин майор, — сказал штурман, — я прошу вас разрешить мне летать с Лебоном.

Так звали пилота, который не видел посадочных огней.

— Зачем?

— Думаю, смогу ему помочь. И кроме того, так я снова войду в форму.

— Но экипаж Лебона укомплектован полностью.

— Я мог бы летать вторым штурманом.

— У меня были другие планы на ваш счет, — сказал командир эскадры, — но что ж, согласен. Завтра вы будете в приказе.