Александр. Омильянович - Смысл жизни

Связь с отрядом я поддерживала через тайник в условленном месте. От меня требовали разведывательных данных об агентах гестапо, о Кохе, на которого замышлялось покушение. Просили достать как можно больше различных бланков документов. Постепенно я сживалась с новым городом, завязала новые знакомства.

Я установила, что на Варшавской улице находится отдел «Н», то есть местопребывание разведотдела Белостокского округа гестапо. На этом доме я сосредоточила свое внимание. Старалась прежде всего установить знакомства с сотрудниками этого отдела. Однажды, как бы случайно, я встретила на улице обер-лейтенанта СС, переводчика и сотрудника отдела «Н» Альберта Егера, с которым познакомилась когда-то еще в своем родном городе благодаря Хайнерту. Он был в обществе Гольдамера, также обер-лейтенанта СС, работавшего в том же отделе.

Егер обрадовался встрече. Мы пошли в гостиницу Ритца выпить кофе и коньяку. Я знала, что нравлюсь обоим гестаповцам и отдавала себе отчет в том, что благодаря этому знакомству налажу связь с отделом «Н» гестапо, так называемой «фирмой Стахов», и смогу получать ценную информацию. Понимала, что из этого лабиринта можно и не найти пути назад. Я проявляла к новым поклонникам одинаковую «симпатию» и старалась в большинстве случаев встречаться втроем. Они оба хорошо владели польским и русским языками, встречались со своими агентами и легко переводили их донесения. Однако в наших беседах они очень редко затрагивали служебные вопросы. Я была терпелива и ждала случая. Он подвернулся совершенно неожиданно.

Однажды мне предложили работать переводчицей в их отделе. Учли, что я была хорошей знакомой Хайнерта, что на меня было совершено покушение, что я была тяжело ранена. Это, видимо, развеяло все подозрения…

Этой работы я боялась. Мне предстояло войти в самое логово вражеской разведки, работать среди людей, для которых изощренные разведывательные операции были делом повседневным. А я не была профессионалом…

Я ответила, что подумаю, и тянула с принятием решения. Сразу же сообщила в лес и ждала оттуда указаний. Ответ пришел скоро. Мне рекомендовали принять предложение без колебаний. Изменялась только система связи. Таким образом, я стала переводчицей в отделе «Н» Белостокского гестапо. Я получила доступ к секретам, о каких никогда и не могла мечтать, Моя работа состояла прежде всего в переводе донесений секретных агентов, а поэтому я их теперь могла назвать. Я знала предателей… За каждым переводимым донесением скрывались преступления, смерть, кровь…

Когда я работала в родном городе, партизаны требовали, чтобы я узнала фамилию предателя, который выдал в руки гестапо почти всю нашу организацию. Это было делом нелегким, и тогда я этого приказа не выполнила. Здесь — в отделе «Н» — я наткнулась на документы по этому делу. Агент, по кличке Гай, который раскрыл нашу конспиративную организацию, имел свой номер. Никто из наших не подозревал, что этот человек — предатель. Я сразу же сообщила в лес. Через две недели он уже был мертв…

Работая в отделе «Н», я особенно опасалась одного человека. Это был майор СС, начальник отдела Альфонс Шмидт. Офицеры отдела относились к нему просто с благоговением. Восхищались его талантом, опытом. Иногда он приходил ко мне в комнату, когда я переводила донесения, садился и молча, часами присматривался к моей работе. Потом задавал различные вопросы о моем прошлом, о жизненных планах, о знакомых. Ответы выслушивал внимательно, сверля меня взглядом. Вы можете себе представить, как чувствует себя подпольщик в такие моменты? Кажется, что это уже разоблачение, что тебя раскрыли…

Не буду вспоминать, о скольких агентах я передала донесения в лес, сколько их было ликвидировано, сколько человек вовремя было предупреждено и осталось в живых.

Весной 1944 года одно событие чуть не окончилось для меня трагически. Я была на ужине в гостинице Ритца вместе с Егером и Гольдамером. К нам подсели гестаповцы Густав Фридель — обер-лейтенант СС, начальник секции IV-B и его заместитель — лейтенант СС Готхард Кляйн. На последнего, известного пьяницу и развратника, я не обращала внимания. Зато Фриделем очень интересовались в лесу, а следовательно, и я. Он был хорошо известен как ярый убийца. Это был омерзительный тип. Оба гестаповца знали меня, и поэтому беседа на некоторые служебные темы велась без недомолвок. Вдруг Фридель спросил Егера и Гольдамера, не хотят ли они сопровождать его через два дня в служебной поездке на автомобиле в Замбрув и Ломжу.

Попивая кофе, я просматривала «Ди Вохе» и делала вид, что не слышу разговора. Той же ночью я сообщила в отряд о намечаемом выезде Фриделя и точное описание его внешности…

Егер и Гольдамер с ним не поехали. Через два дня в мою комнату вошел взволнованный Егер и сообщил о покушении на Фриделя. Покушение было совершено между Замбрувом и Ломжей. Фридель ехал на легковом автомобиле. Партизаны обстреляли машину. Фридель был тяжело ранен, кажется, в бедро и бок. При нем нашли фальшивые документы — они оба с водителем были в гражданском. Сбитые с толку партизаны даже извинились перед Фриделем за то, что ранили его и разбили машину…

Гестаповца привезли в госпиталь в Белостоке. Отдел гауптштурмфюрера Хаймбаха, известного палача и садиста, вел тщательное расследование. Гитлеровцы не верили в случай. Поездка Фриделя была засекречена. Следовательно, выясняли, кто мог донести об этом партизанам. Фридель не преминул сообщить, что перед поездкой беседовал с Егером и Гольдамером. Добавил при этом, что подозревает меня, поскольку я тоже там присутствовала.

Допрашивал меня сам Хаймбах. Я прикинулась, что вообще не помню этого разговора. Однако я должна была представить неопровержимые алиби каждого часа ночи и дня, предшествующего нападению на Фриделя. От допросов у Хаймбаха меня избавили Егер и Гольдамер, поручившись за мою непричастность к этому делу.

В мае 1944 года состоялась моя последняя встреча с Людвиком. У нас была почти целая ночь. Он уверял, что скоро здесь будут русские, чтобы я еще недолго продержалась. Запомнились его слова: «Смысл твоей жизни — это твой долг, который ты выполняешь, твоя ненависть к ним, твоя любовь ко мне, твоя верность Родине, за которую ты борешься, как солдат на фронте…» Это была безумная ночь, полная любви и горечи расставания…

Людвик погиб через месяц, а с ним и многие другие партизаны. Гестаповцы привезли их трупы в Белосток и бросили во дворе под стеной. Гитлеровцы около них фотографировались. Я хотела увидеть останки любимого, но не смогла…

Воспользовавшись немецкими документами, я тайком выехала в Варшаву. Там нашла дальних родственников, которые приютили меня.