Павел Ермаков - Все. что могли

— Об Ильине хорошо отзывается командующий армией. В представлении к награде он это подтвердил: сделал приписку и поставил свою печать. А имя командующего сейчас широко известно, не раз отмечено в приказах Верховного…

Рябиков передернул плечами. Понимай так, при чем тут командующий? Он может давать оценку своим людям, пограничный полк ему напрямую не подчинен. Инструкция Наркомата внутренних дел запрещает вмешиваться кому бы то ни было… В таком серьезном документе, как представление к награде, недопустимы никакие приписки, тем более посторонние. Наградной лист испорчен.

Пока, оседлав своего привычного конька, Рябиков вразумлял несговорчивого командира полка, тот с досадой думал: «По инструкции… Мы. Они… Тут фронт, и многое происходит вопреки вашим инструкциям. Перед опасностью смерти здесь все равны, независимо от того, к какому наркомату отнесены. Чем чваниться, поняли бы эту простую истину. Ишь ты, испорчен документ. Да если бы в вашем наградном листе появилась такая приписка, как у Ильина, до неба подскочили бы. За честь почли бы оказаться так высоко оцененным столь прославленным военачальником».

Чем дольше размышлял Стогов, тем больше ожесточался. Мысленно спрашивал Рябикова, за какие такие заслуги он сам получил звание генерала, когда поехал на фронт? Кажется, ни по прежней его должности в главке, ни по теперешней генеральство штатом не предусмотрено.

Обжигая мундштук очередной папиросы спичкой, Рябиков как бы между делом, но очень значительно, заметил, что последним пленом Ильина заинтересовались следственные органы.

«Что значит последним? — забеспокоился Стогов. — У него не было другого плена. Не с вашей ли подачи, генерал Рябиков, возник этот самый интерес?»

— Вообще, полковник Стогов, складывается впечатление, — неприязненно заключил Рябиков, — что в оценках своих подчиненных вы слишком мягкотелы и либеральны. Вам изменяет политическое чутье. Командование войск не намерено далее терпеть подобное положение.

Полк Стогова готовился к наступлению в составе стрелковой дивизии. Комдив передал ему напутствие командующего армией — первым выйти на государственную границу. Генерал-полковник уверен, скоро, очень скоро очистим нашу землю от оккупантов. Чтобы быстрее это случилось — вперед на запад, пограничный Днепровский!

Стогов, вспоминая свою последнюю встречу с Рябиковым, втайне торжествовал. Кажется, кончалась власть его над пограничным полком. Теперь не помашет перед носом командира заветной инструкцией, за которой чувствовал себя, как за каменной стеной. К счастью, в составе командования войск по охране тыла нашлись люди умней и дальновидней Рябикова, за инструкцию прятаться не стали.

Задачи полка коренным образом менялись. Подразделения его пополнялись до штатной численности и даже сверх того: людьми, оружием, боеприпасами, горючим. Стогов не раз видел, как солдаты в предвидении боев, вместе с консервами клали в вещмешки патроны и гранаты. Командир и штаб круглые сутки не знали покоя.

В самый разгар одного из хлопотных дней к Стогову подошел незнакомый офицер, предъявил документы военного следователя и потребовал к себе майора Ильина.

«Значит, не отступился Рябиков от того, что замыслил, — сокрушенно подумал полковник. — Поскольку наградной похерил, будет доказывать, что сделал это не зря».

Показалось, он где-то видел офицера. То ли в особом отделе, то ли в военной прокуратуре. Да не все ли равно, где? Какое имело значение — видел не видел? Главное, следователь начнет в полку копать, внесет разлад, заронит в головы людей сумятицу и тревогу.

Ответив, что Ильин находится в третьем батальоне, надо подождать его, пока вернется, Стогов начал соображать, как отвести беду от Ильина и от полка. Не трудно предположить, чем это могло кончиться для самого начальника штаба.

Позвонил командиру дивизии. Тот с лету схватил суть, посоветовал послать следователя к едрене-фене, мол, наступление вот-вот начнется, не до него. Что тут еще выяснять? Экая невидаль — побывал офицер в плену. Есть такие и в дивизии. Неважно, где побывал человек, важнее, как он воюет. А таким, как Ильин, за то, что он совершил на плацдарме, при жизни бы памятник ставить. Короче говоря, в такой ответственный момент командир дивизии против всякого отвлечения офицеров на решение посторонних вопросов.

— Впрочем, моими рассуждениями ты от этого деятеля не отобьешься, — резко повернул комдив. — Записывай телефонограмму: «Майору Ильину срочно прибыть в штаб армии на рекогносцировку. При себе иметь рабочие карты по организации взаимодействия. НШ армии такой-то…» Не беспокойся, все законно, собираем представителей всех частей. Телеграмму сейчас же подпишу у кого следует. Ильину прикажи, пусть немедленно подгребает сюда.

— Понял. Спасибо.

Командир дивизии вдогонку сердито пробурчал в трубку: «Братию эту, резвую на вынюхивание врагов среди своих да на допросы с пристрастием, отправить бы на передовую, в боевые порядки. Да автоматы дать, пусть бы в атаки побегали, узнали, почем фунт лиха».

Через час следователь снова пришел к Стогову. Тот сказал, что Ильина затребовали в штаб армии, а приказ вышестоящего командования для него закон.

— У меня тоже приказ вышестоящего руководства, — перебил следователь.

— Придется подождать. Подготовку к наступлению не отложишь. У вас же, как я понимаю, вопрос не «горящий», — кинул пробный камень Стогов.

— Это по-вашему. Мы на него смотрим иначе, — заявил офицер.

Очевидно, показалось Стогову, он что-то заподозрил, может, подумал, что его водят за нос. Не сказав больше ни слова, ушел, бросив на Стогова не обещающий ничего доброго взгляд. Этим он как бы напоминал о том, что и командир полка, и те, кто стоит ниже и выше его, подвластны ему, как бы ни пыжились. Не ему конкретно, а тем органам, которые он представляет, и которые все видят, понимают, все знают о полке, его командире, и даже то, что они сами о себе не знают.

Стужей повеяло от этого взгляда. Стогов поежился, упрямо покачал головой, сбрасывая наваждение.

Через два дня Ильин возвратился из армии. Тут же появился следователь, словно он прятался где-то поблизости. У Стогова возникло мистическое ощущение, что у «них», действительно, все обо всех известно и от этого не уйдешь.

Разговор с Ильиным следователь начал вполне миролюбиво. Поинтересовался службой, как она лично у начальника штаба протекает, в полку в целом. Но уже через минуту Ильин понял, что его вовсе не трогали боевые успехи полка, их будто бы не существовало, а если они и были, то для дела не имели никакого значения. Значение имело нечто другое, стоявшее за чертой, отделяющей успехи, и что это иное толкало личный состав на опасный и даже враждебный путь.