Павел Ермаков - Все. что могли

Ильина растревожила судьба неведомого ему Семена Кирюхина. Показалось, тот чем-то походил на него, очевидно, отношением к делу, к службе. Ильин был тронут искренностью Стогова, с какой он поверял свою тайну, покорен мужеством, с каким боролся за друга. Рисковал не только своим добрым именем, но и жизнью. Но что она тогда стоила, его жизнь? В любую из ночей могли постучать и к нему в дверь. Защищает врага народа, значит, у самого рыло в пуху, сам такой же враг.

— Жаль мужика, — задумчиво сказал Ильин. — Как бы он пригодился в этой войне.

Плечи у Стогова расправились, глаза засветились теплом.

— Верно. Не знаю, что помогло. Согнуть его не смогли, — говорил Стогов. — С началом войны Семена освободили из лагеря, послали на фронт, прежнюю должность вернули. Под Курском уже командовал дивизией, — согнал улыбку, помолчав минуту, продолжил, будто одеревеневшим голосом: — А скольких подобных Семену не выпустили… Потому что уже некого было выпускать. Помню таких по своему отряду, по армейским частям. Опустошили армию так, что потом было дельного командира днем с огнем не отыскать. Вчерашнего ротного ставили полком командовать. Что с него возьмешь, с ротного на полку? С тем и войну встретили.

От догоревшей до мундштука цигарки полковник прикурил новую, подымил, сосредоточенно глядя в окно. От взгляда его, подметил Ильин, потянуло холодом. Заговорил он вновь, медленно выталкивая слова, будто у него враз онемели и губы и язык.

— Помню, как громом поразило меня одно высказывание. Довелось прочитать его во время восемнадцатого съезда партии в тридцать девятом году. И не кто-нибудь это сказал, а бывший тогда наркомом обороны Ворошилов, — Стогов зябко передернул широкими плечами, туго обтянутыми гимнастеркой, поморщился, будто на язык ему попало что-то непередаваемо кислое, — сейчас вспоминаю, озноб продирает. Маршал в своем выступлении на съезде прямо похвалялся, как им удалось очистить Красную Армию от «мерзких» людей, изменивших своему государству. Называл цифру в десятки тысяч человек. Невероятно! В войсках наших, по заявлению наркома, изменник на изменнике. А коли так, спрашивал я тогда себя, где он сам-то был, куда глядел, как допустил до такого состояния свою армию? И еще утверждал нарком, дескать, после чистки армия стала намного сильней. Пусть враг попробует напасть, он будет накоротке смят и уничтожен. Что ж, враг попробовал. Дорого обошлась нам эта проба.

Стогов опять замолчал, насупился, глядел в одну точку, о чем-то размышлял. Возможно, сожалел, что все это высказал Ильину.

Хотя о таком откровенном высказывании наркома Ильин услышал впервые. Возможно, оно было напечатано в газетах, однако ему не пришлось читать. Даже сейчас, когда минуло несколько лет после заявления маршала, когда разразилась война и показала, как тот же Ворошилов пытался «смять» немца и что из этого получилось, и когда боевой успех все-таки пришел к нам, Ильину стало неуютно и страшно. Не верилось, что такое было в действительности. Но это было. Стогову он не мог не верить. Историю с его другом нарочно не придумаешь. Особенно то, что этот «мерзкий» человек, друг Стогова, сейчас снова воевал, геройски дрался с врагом. А мог запросто сгинуть в лагерях.

Заметив, что Ильин взглянул на его новый орден, Стогов оживился:

— За плацдарм ты, Андрей Максимович, достоин большей награды, чем эта, которую своей властью дал нам командующий армией. Представление на тебя послано.

Показалось, эти слова Ильин пропустил мимо ушей или не придал им того значения, которое хотел подчеркнуть Стогов. Его мысли были заняты другим: он снова в своем полку, в кругу обычных забот, заниматься которыми его вынуждала война.

Вошли хозяйка с ординарцем, накрыли стол. Рядом с разогретой тушенкой исходила аппетитным парком отварная картошка, лоснились, ядрено пахли укропом и чесноком соленые огурцы, вызывали слюнку крупные ломти квашеного вилка капусты.

— Откуда такое богатство? — спросил Стогов.

— Та… сховали от нимцев. Як воны ни шукалы, дибраться до того погребка не могли. Кушайте на здоровьичко, ридны наши вызволители, — певуче отозвалась хозяйка.

— Спасибо большое. Выпьем за возвращение майора Ильина. Почитай, с того света выбрался.

Хозяйка вместе с ними капельку пригубила, вытерла слезу: не знает, не ведает, где ее муж. Когда наши отступали, ушел в армию. Может жив, объявится?

Заканчивали ужин, Стогов по секрету сообщил Ильину, дескать, пограничный полк в ближайшее время должны влить в стрелковую дивизию.

— Меня по этому поводу уже вызывали в штаб армии.

— Наше руководство не возражает?

— Думаю, армейское начальство с ним договорилось, поскольку это необходимо в интересах дела. Армия держит направление на Коростень. Пока же мы продолжаем охранять ее тылы.

Ильину послышалось, что Стогов сделал ударение на слове «пока». Он подумал с уверенностью: вопрос о передаче полка в армию уже решен.

Значит, на Коростень… Дальше будут города Ровно, Львов, там и граница. Как хотелось приблизить этот час. Целыми днями Ильин мотался из одного батальона в другой. Полк значительно пополнился, во все подразделения пришла молодежь. Парни двадцать шестого года рождения. Разговаривая с ними, он глядел в их мальчишеские лица и видел в глазах тоску по только что оставленному дому, узнавал о том, что многие из них, проводив отцов и старших братьев на фронт, оставались в семьях кормильцами. По двенадцать — четырнадцать часов в сутки стояли за станками в заводских цехах или ходили за плугом, недоедали, недосыпали. Теперь и сами ушли вслед за отцами и братьями. Тяжкие думы одолевали их об оставленных без опоры братишках и сестренках, об измотанных матерях, задерганных неразрешимыми заботами о том, чем накормить, как одеть детей.

«Сейчас во многом от них, — думал Ильин, — зависело когда будет освобожден этот самый Коростень, на который нацелилась армия и охраняющий ее тылы пограничный полк». Чтобы поскорее эти мальчишки стали настоящими бойцами, по возможности меньше несли потерь, он без устали уплотнял время, отведенное на боевую подготовку. Проверял, чему они научились на краткосрочных сборах после призыва, добивался, чтобы они умели метко стрелять, не только из своего оружия, но и из трофейного. Собственный горький опыт показывал — в скольких случаях выручало его знание оружия противника и умение владеть им. Жаль, что с трофейным оружием существуют сложности. Придуманные кем-то не очень умным, считает Ильин. Бывает, особенно в наступлении, его собирается немало в подразделениях. Следует приказ — немедленно сдать. Горошкин из поисков приносит. И тут особисты не дремлют.

Неужто не понимает этот кто-то, что бой требует от солдата и командира таких знаний. Вот же он, из плена бежал, отбиваясь от немцев их оружием. А линию фронта как перешли?