Иван Головченко - Третья встреча

— Что ж боитесь? В плен мы не сдадимся, все равно нас повесите…

— Не повесим! — прокричал кто-то из-за вербы.

— Если гарантируете нам жизнь, — это говорил уже тот, рыжеусый, прикладывающий ко лбу снег, — мы отдадим вам очень ценное донесение. Пусть только придет самый старший немецкий офицер.

Он остановился, вытащил из-за пазухи какой-то пакет и поднял его над головой. Из-за деревьев робко выглядывали полицаи.

— Офицер сейчас будет! — снова закричали за вербами.

Ждать в самом деле пришлось недолго. Послышался гул мотора, и вскоре на поляну выкатилась гусеничная бронемашина. Сделав крутой разворот, она затормозила. Открылись дверцы, и из стальной черепахи вьюном выскользнул эсэсовец с офицерскими погонами на плечах.

— Мы гарантируй жисть, если сдавайт сразу, — проскрипел он на ломаном русском языке. — Ежели ценный донесение давайт, вы будете жить. Этой слова оберста Мюллера.

— Согласны, пан офицер, — ответила девушка.

— Взять пакет! — скомандовал эсэсовец солдатам.

— Нет, нет, пан офицер, только вам лично. — Старый партизан протянул сверток.

Фашист сделал несколько шагов и только хотел взяться за сверток, как девушка кошкой вцепилась ему в горло. Солдаты, стоявшие возле бронемашины, бросились на выручку. Началась свалка. Вдруг расцвел черный букет дыма, и весь город всколыхнулся от глухого мощного взрыва. Охримчук издали увидел, как полетели в воздух какие-то клочья. Когда дым рассеялся, на месте, где стояли окруженные фашистами партизаны, чернела земля и валялись обугленные лохмотья.

В груди у Кондрата словно что-то оборвалось. Его руки обмякли, винтовка стала такой тяжелой, будто к ней привязали стопудовую гирю. Хотелось провалиться сквозь землю, погибнуть, развеяться дымом, лишь бы не ощущать позорящего стыда, выжигающего грудь. Он обхватил лицо руками, рухнул на землю и глухо зарыдал.

Глухо стонет сосновый бор в непогоду. Рассвирепевшим зверем бросается он вдогонку студеному ветру. Трещат от натуги деревья, хлещут ветвями темноту, но узловатые корни крепко привязали стволы к земле. Отпыхтевшись, лес в исступлении шарахается назад, чтобы набрать разгон, и снова бросается в погоню за ветром. И гудит, гудит… А между стволами в безумном танце носится растрепанная вьюга, высвистывая тягучую, никогда не оканчивающуюся мелодию. Что-то тревожное и грозное слышится в глухом стоне.

Гриценко еще с детства нравилась лесная вьюга, величественная, таинственная. Он лежит на сосновых ветках, возле раскаленной добела бочки, служащей печкой, и вслушивается в завывания метели. В землянке тепло, уютно, пахнет хвоей и свежеиспеченной картошкой. Сейчас Гриценко не до еды. После тридцатикилометрового перехода ноют ноги, горит все тело. Далеко, далеко за ветром бегут мысли, не хочется ни двигаться, ни говорить. Единственное желание — спать. Только въедливая, неотвязная мысль о боевом товарище гонит сон.

— Как ты думаешь, Таращенко, что могло случиться с группой Горового? — спрашивает он у человека в полушубке, неподвижно лежащего рядом.

Тот долго молчит: то ли обдумывает ответ, то ли дремлет. Но вот он зашевелился, и в землянке раздался грубый, охрипший голос:

— Сам не пойму. Наверно, метель — помеха, а может…

Знает Гриценко, что означает это «может». Погода здесь явно ни при чем, хотя зима 1941 года и в самом деле выдалась суровой. С сентября всю осень шли обложные холодные дожди. Насыщенная водой земля уже не вбирала влагу. Ударили морозы. Лютые, сорокаградусные. А перед Новым годом и снег повалил. С тех пор и начались тяжелые времена для партизан. Все дороги и тропинки были завалены снегами, а на базе не осталось ни картошки, ни муки, ни мяса.

Помогла идея Горового — снарядить «армию нищих» по окрестным селам. Горовой в отряде Таращенко воевал еще с осени. Сформировав во вражеском тылу боевую группу из бойцов и офицеров, попавших в окружение, он пробивался с боями на восток, однако наткнулся на прочный заслон карательных экспедиций фашистов. Прорываться не решился, потому что боеприпасы почти кончились, а люди смертельно устали. Горовой пошел в леса и там встретился с местными партизанами во главе с Таращенко. После переговоров отряд влился в партизанскую бригаду, в которой Горовой стал комиссаром.

Человеком он был спокойным, сообразительным, хорошим товарищем. Вырос Горовой в шахтерской семье где-то в Донбассе. С шестнадцати лет пошел по проторенной отцом тропинке — за обушок и под землю. Воевал с бандитами, организовывал комсомолию, работал, а вечерами учился. Одаренность хлопца скоро заметили и на профсоюзном собрании решили послать его на курсы инженерно-технического состава.

С этих курсов он возвратился на свою «мышеловку» незадолго до 1941 года и вскоре стал начальником. Война спутала жизненные дороги людей — очутился потомственный шахтер Горовой в черногорских лесах на границе с Белоруссией. Сколько дорог было исхожено темными ночами, сколько отправлено на тот свет фашистов!

Недели две назад пошел он с шестью партизанами в Черногорск, чтобы наладить связи с подпольщиками. Все сроки возвращения прошли, а Горовой все еще не подавал о себе вестей. Поэтому-то и не спалось Гриценко.

— О комиссаре не печалься, — снова зашевелил усами Таращенко, переворачиваясь на бок и натягивая кожух на плечи. — Вот увидишь, придет: такие, как он, и в огне не горят, и в воде не тонут.

«Не горят, не горят… Такие, как он, и в огне не горят…» Фраза звучит в ушах Гриценко и отдается глухим звоном во всем теле. А чьи это слова?

Он пытается вспомнить, вьюга мешает. Ощущение такое, словно в глаза кто-то песку насыпал. Да чьи же все-таки это слова?

…Из фиолетового тумана выплывает лицо генерала, Он усмехается. Гриценко узнает Стоколоса. Генерал встает из-за стола и не спеша идет к нему навстречу.

— Как чувствуете себя, товарищ капитан? Поправились?

— Спасибо, на здоровье не жалуюсь.

— Ну, и чудесно. Здоровье еще нам ой как понадобится. Мы сейчас и в огне гореть не должны. Понимаете? — А у самого под глазами синие мешки и на лбу густая сетка морщин.

Сели за стол. Лицо у Стоколоса сразу же стало суровее:

— Так вот, капитан. Вызвал я вас по очень серьезному делу. По данным разведки, в районе Черногорска появилось несколько партизанских отрядов. Действуют они разрозненно и несогласованно, а фашисты у них под носом пытаются наладить производство взрывчатки. Понимаете? Командование решило направить вас в район Черногорска для того, чтобы вы скоординировали действия партизанских отрядов и сорвали фашистам производство. Детальные инструкции будут переданы вам уже за линией фронта… Думаю, задание вам под силу. Если уж вы сумели вынести из окружения и доставить командованию такие ценные документы, то это поручение тоже выполните. Все остальное в инструкциях.