Лео Кесслер - Щит дьявола

Когда поднятая в результате взрывов авиабомб пыль начала постепенно оседать, эсэсовцы увидели ужасающую, леденящую кровь панораму разрушенного города. Целые кварталы превратились в груды строительного мусора. Между ними зияли глубокие воронки, оставленные многотонными американскими авиабомбами. Однако больше всего поражали бойцов из боевой группы «Вотан» даже не эти груды мусора, не воронки и не разрушенные дома, а горы трупов, на которые они то и дело натыкались, передвигаясь по Аахену. Трупы были везде, воздух был до отказа наполнен сладковатым, удушливым запахом мертвечины.

— О Боже, — выдохнул гауптшарфюрер Шульце, за которым шла группа приданных ему людей, настороженно оглядывающихся по сторонам. — Это место выглядит, как чертова скотобойня.

— Я считаю, что они просто получили поделом, — желчно отозвался его давнишний приятель, одноногий шарфюрер Матц. — Этим ублюдкам следовало выполнить приказ и эвакуироваться из города. Тогда, возможно, они остались бы живы. — Здоровой ногой он отпихнул от себя оторванную взрывом человеческую голову, которая закатилась в ближайшую воронку от авиабомбы.

Его следующие слова потонули в грохоте, произведенном неожиданно обрушившейся стеной дома, в который до этого уже попало несколько авиабомб. В течение долгого времени после этого стена продолжала стоять, но сейчас, видимо, наступил предел, и она внезапно рухнула вниз, взметая вокруг себя тучи пыли. Эсэсовцы едва успели нагнуться и защитить головы от сыплющихся на них сверху кирпичей и бетонных обломков. И в то же самое мгновение прямо над их головами вдруг засвистели пули.

Шульце отреагировал моментально. Он метнул противопехотную гранату в том направлении, откуда, как ему казалось, раздавались выстрелы, и в следующее мгновение выхватил свой собственный автомат. Паля с бедра в направлении выстрелов, он приказал своим людям рассыпаться в разные стороны, чтобы выскользнуть из-под шквального огня.

— Американцы! — прокричал он страшным голосом.— В город проникли американские войска!

Но, как выяснилось, в данном случае гауптшарфюрер ошибся. Человек, паливший по их небольшому отряду, оказался немцем. Это был хорошо упитанный, с крепкой челюстью детина среднего роста. У него были странно выпученные глаза и длинные руки, болтавшиеся чуть ли не ниже колен, как у обезьяны. Одет он был в коричневую партийную форму со знаками различия гемайншафтсляйтера [26] Партийное звание, примерно соответствующее званию майора. — Прим. ред. . Вся его жирная грудь была унизана медалями и орденами прежних лет.

Матц заехал ему кулаком прямо в лицо и вытолкнул вперед, поближе к удивленному Шульце.

— Проклятый «золотой фазан»! — воскликнул шарфюрер. — Он прятался вон там, за трубой, готовясь еще раз выстрелить по нам! — И снова ударил его по лицу. Его кулак рассек губу партийца и выбил несколько зубов; из уголка рта гемайншафтсляйтера полилась струйка крови.

— Ну все, Матц, хватит, оставь его в покое, — приказал гауптшарфюрер Шульце. — Дай ему возможность что-то сказать. Итак, «фазан», что ты, черт бы тебя побрал, делал там, на крыше, и какого дьявола ты вздумал палить по нам?

— Я принял вас за представителей гражданского населения, — проскулил партиец. — Я просто слишком перенервничал, и вот… — Он вытер кровь, которая сочилась из его разбитого рта. — Сами посудите, как бы я стал стрелять в вас, в наших бравых ребят, если бы точно знал, кто передо мной? — Партиец скривился. — А насчет гражданских… я просто боялся, что они позарятся на то, что я имею, и попытаются отнять это у меня.

— Отнять что? — поинтересовался заинтригованный Шульце.

Гемайншафтсляйтер осекся. Он явно не желал дальше развивать эту тему. Тогда Шульце кивнул Матцу. Одноногий шарфюрер со всего размаху ударил «золотого фазана» прямо по носу. Нос сломался под ударом, и партийца отбросило назад. Слезы заструились по его лицу, смешиваясь с кровью, которая теперь густо текла из его расквашенного сломанного носа.

— А теперь, кусок обезьяньего дерьма, либо ты сразу скажешь мне все, либо через пять минут будешь наблюдать снизу, как растет картошка! — угрожающе надвинулся на него Шульце.

Несмотря на ужасающую боль, гемайншафтсляйтер с готовностью затараторил:

— Когда Шмеер приказал нам вывести из города гражданское население, а затем эвакуироваться самим, я не торопился выполнить его приказ, понимаете… Видите ли, здесь, в Аахене, у меня слишком много интересов, и я… я просто не мог бросить здесь своих девочек. Их в любом случае невозможно было вывезти отсюда — мест в грузовиках для них попросту не хватало.

— Что ты сказал? — рявкнул Шульце. — Девочки? — Он бросил красноречивый взгляд на внезапно притихших коллег-эсэсовцев. — Ты имеешь в виду девочек с огромными титьками и ногами от пупка?

Толстый нацист кивнул.

— Где они? Говори, чертов ублюдок, — взревел гауптшарфюрер, — где они?!

Партиец указал дрожащим окровавленным пальцем на кучу мусора, которая образовалась на месте внезапно рухнувшей стены. Его лицо было искажено жалкой гримасой.

— Под этой кучей мусора — здание бывшего управления НСДАП в Аахене, — проговорил он. — Когда это здание перестало служить нашей штаб-квартирой, я привел его в порядок, сделал в подвале ремонт и поселил там своих девочек. И мы начали…

— Все, вперед, ребята, не будем больше терять времени, — оборвал его Шульце. Его глаза загорелись от предвкушения встречи с женщинами. — Мне уже становится горячо при мысли о дамах. Давайте-ка пойдем взглянем на бордель этого старого жирного хрыча!

Однако попыткам боевой группы СС «Вотан» обеспечить эвакуацию гражданского населения из Аахена отнюдь не везде было суждено увенчаться столь же приятными результатами. В один из дней, когда фон Доденбург вез генерала Доннера на своем «кюбельвагене» [27] «Кюбельваген» — полноприводный легковой армейский автомобиль фирмы «Фольксваген». — Прим. ред. по усыпанным мусором и битыми кирпичами улицам Аахена, он услышал звуки, которые неопровержимо свидетельствовали о том, что план эвакуации находится под угрозой. Откуда-то доносились странные приглушенные звуки, заставившие штандартенфюрера немедленно насторожиться.

— Что это такое? — рявкнул генерал Доннер, тоже услышавший эти звуки.

— Я не знаю, господин бригадефюрер. Но мы сейчас это выясним.

С трудом развернув машину на узкой улице, Куно фон Доденбург направился прямо к источнику звука. Когда они приблизились к этому месту, приглушенные неясные звуки, давно доносившиеся до их ушей, стали складываться в два отчетливых слова, которые поизносили десятки, а может быть, и сотни охрипших глоток: