Лео Кесслер - Щит дьявола

И не случайно однажды ночью, положив свою голову на пышную грудь высокой блондинки, в то время как другая шлюха, брюнетка, заботливо вытирала пот с его волосатой груди, гауптшарфюрер Шульце искренне выдохнул:

— Знаешь что, Матци, скотина ты этакая… Такая жизнь — не что иное, как мечта, ставшая явью!

После этого гамбуржец обвел рукой комнату, битком набитую прекрасными женщинами, в углу которой стоял униженный, запуганный ими гемайншафтсляйтер. Лицо его теперь украшал не только распухший нос, но и перманентные черные синяки под глазами.

— Кто мог поверить, Матц, сукин ты сын, что это когда-нибудь станет реальностью? — Шульце покачал головой, словно не веря своим собственным глазам. — Свой личный бордель. Матци, старый пердун, скажу тебе честно — сейчас я могу умереть и почувствовать себя совершенно счастливым человеком!

Но пока личный состав боевой группы СС «Вотан», как мог, наслаждался отдельными прелестями жизни в осажденном городе, добровольцы, посланные за линию фронта полковником Портером, один за другим просачивались на германскую территорию. Одетые в ненавистную им форму нацистских солдат, они готовились выполнить свою смертоносную миссию.

Этот звук не был похож ни на один, что аахенцы слышали до сих пор. Он донесся на рассвете, когда солнце только начало восходить, и вышедшие на улицу ночью жители уже готовились вернуться в свои подвалы и щели с тем, что успели добыть на улицах ночью. В течение нескольких мгновений изможденные существа, бродившие, как тени, по улицам осажденного Аахена, казались загипнотизированными этим странным звуком. Потом, распознав, что он — не что иное, как признак мощнейшей артиллерийской канонады, люди со всех ног бросились в свои импровизированные убежища. Но для многих из них это было уже ни к чему. Обрушившиеся на город артиллерийские снаряды рвались повсюду, не щадя никого и ничего. Улицы заполнились телами мужчин и женщин, корчившихся в последней агонии. По мостовой текла кровь многочисленных жертв. Когда артподготовка достигла полного разгара, солнце взошло над Аахеном в полную силу — и повисло над городом в бледно-голубом небе наподобие кроваво-красного шара. Это произошло 1 октября 1944 года, в семь тридцать утра. Весь Аахен внезапно превратился в огромное поле боя.

Пламя пожаров, охватившее дома, длинными зловещими языками взлетело выше самих крыш. Старые, в основном ветхие здания, то и дело рушились в дыму и пламени. Грузовики и военные машины, стоявшие на улицах, получали прямые попадания снарядов. Один из них попал и в полевую кухню, которую везла упряжка лошадей по Компхаусштрассе. В одно мгновение исчезли и возницы, и их худые изможденные лошади, и четыреста литров супа. Снаряды попали и в купол кафедрального собора Аахена. На искавших убежища внутри собора, насмерть перепуганных мужчин и женщин, стали падать каменные обломки. Некоторые из этих несчастных выбежали на Якобштрассе, надеясь укрыться где-нибудь еще, и были сражены раскаленной шрапнелью. Снаряды попали и в военную конюшню, располагавшуюся в конце улицы, и жалобное ржание раненых лошадей смешалось с паническими криками агонизирующих людей. Несколько животных вырвались из разбитой конюшни и, не разбирая дороги, помчались вперед, затаптывая все на своем пути.

Казалось, безжалостный обстрел города происходит без всякого четкого плана. Американцы били по всем целям без разбора и делали это безостановочно. Своей шрапнелью они буквально скашивали все живое, что только попадалось на Улицах Аахена. Затаившиеся в своих блиндажах и вырытых в земле щелях бойцы «Вотана» вздрагивали, все теснее прижимаясь друг к другу, в то время как снаряды буквально перепахивали землю в считанных метрах от них. Не верившие ни в Бога, ни в черта эсэсовцы все равно инстинктивно молились, чтобы снаряды американцев миновали их и избавили от незадачливой судьбы гражданского населения, у которого не было возможности укрыться в заранее оборудованных блиндажах и которое практически полностью было обречено на гибель.

Между тем артподготовка все усиливалась. Теперь не было слышно отдельных выстрелов — они слились в единый зловещий рев непрерывной артиллерийской канонады. К пушкам присоединились гвардейские минометы. Мины то и дело падали в центре города, выкашивая все живое. Осколки буравили кучи каменного и строительного мусора, в которые закапывались, пытаясь хоть как-то укрыться, простые жители Аахена. В то время как солнце все выше поднималось над городом, Аахен заволакивало густыми клубами дыма и пыли.

И вдруг так же неожиданно, как и началась, артиллерийская подготовка внезапно прекратилась. Над городом повисла звенящая тишина. Ошеломленные, ослепшие и оглохшие от грохота и пыли жители с трудом поднялись на ноги и уставились на панораму своего города, которая почти полностью преобразилась в ходе этого бесподобного артиллерийского налета.

На протяжении многих столетий Аахен неоднократно вставал на пути бесчисленных завоевателей. И его жители знали, что обычно происходит в таких случаях. Они понимали, что когда американцы ворвутся в город, то никто не будет думать о гражданских. Поэтому им следовало хоть как-то обеспечить свое существование на будущее. И толпа разъяренных женщин бросилась грабить и растаскивать те продовольственные припасы, которые находились в Аахене и которыми категорически отказывался поделиться с ними генерал полиции Дегенхардт Доннер — «Дьявол Доннер», как они все теперь называли его.

Основные припасы находились в товарных вагонах на главном вокзале. И женщины принялись растаскивать из вагонов овощные и мясные консервы, крупы и муку. Патруль фельджандармов попытался было остановить их, но был сметен и отброшен толпой в сторону. Когда женщины наконец отхлынули, на платформе остались неподвижно лежать четверо насмерть затоптанных полицейских. А одна из разъяренных старух засунула металлическую пластину фельджандарма в задницу одному из растерзанных, вызывавших в гражданском населении Аахена столько ненависти.

Затем в толпе распространился слух, что крупнейший магазин города получил прямое попадание снаряда и практически развалился на части, и что оттуда уже растаскивают все товары. Женщины, успевшие нагрузить маленькие тележки вытащенными из товарных вагонов консервами, ринулись туда. Служащий магазина в крахмальной манишке и старомодном фраке попытался было остановить их, но одна из женщин попросту оттолкнула его в сторону. И разграбление и растаскивание товаров началось снова.

Женщины хватали все, что только подвертывалось им под руку. Если же они обнаруживали потом, что эти вещи были им не нужны, то попросту швыряли их на пол. Мародеры пытались набить свои тележки одеждой, тканями и обувью — всем тем, что они могли потом продать на черном рынке или обменять на продовольствие.